Свеча на подсвечнике

21:38, 25 февраля 2021
История, рассказанная внуком

У многих в семье была своя молитвенница, хранительница веры, которая пронесла ее через испытания в годы атеистической советской власти. Это про них поэт Александр Солодовников писал: «Белые платочки тихие собой скрепляют церкви своды». Они спасали храмы, учили детей и внуков молитве, сеяли зерна своей веры в их сердцах. О своей бабушке-мироносице рассказал нашей газете читатель Сергей Сорокин. Ему самому уже 81-й год. Но он с трепетом ребенка вспоминает слова и поступки своей бабушки и желает, чтобы ее пример помог кому-то еще укрепиться в вере и прийти к Богу.

— Моя бабушка, Фекла Алексеевна Чуркина, родилась 29 августа 1892 года в селе Шокине Воротынского района, на границе Нижегородской области с Чувашией, — рассказывает Сергей Александрович. — У нее было восемь детей, из которых пятеро умерли в младенчестве. В живых остались моя мама Татьяна 1915 года рождения, дядя Иван 1919 года рождения и дядя Николай 1925 года рождения. Бабушка умела читать и писать, хотя, по ее словам, училась только две зимы. Муж ее Федор был хорошим печником, умер в 47 лет.

Детство под лампадой

— В 1930-е годы семья Феклы Алексеевны переехала в Нижний Новгород, а в 1940 году на свет появился я. Мы жили в частном доме: мама, папа и две бабушки. На кухне у нас висела икона Николая Чудо­творца, перед которой всегда зажигалась лампада. Мама и папа были атеистами и требовали убрать икону, но бабушки настояли, чтобы образ Угодника Божия оставили на месте. Бывало, проснешься ночью, а на кухне бабушка перед иконой с горящей лампадкой молится.

До школы моим воспитанием в основном занималась Фекла Алексеевна. Другая бабушка, по папиной линии, умерла рано, в 1944 году. Меня крестили, когда мне было полгода. До школы я носил крестик, молился вместе с бабушками на коленях перед Николаем Угодником.

Во время войны мама и папа весь день работали, и я их видел только перед сном. У обоих из-за голода и перегрузок развилась куриная слепота, в сумерках они практически ничего не видели. Мы, детишки, приходили к проходным Сормовского завода и вели родителей до дома.

В 1947 году к нам приехал старший сын бабушки дядя Ваня. Помню, как он всех нас пригласил в кино. Мы с бабушкой сидели рядом. Она попросила: «Когда фильм кончится, толкни меня в бок». Я так и сделал. Дома спросил: «Бабушка, тебе кино понравилось?» Она отвечала: «Я кино не видела, ведь сейчас пост идет. Не пойти в кинотеатр не могла, чтобы не огорчить моего сына. Он был очень рад, когда увидел, что я согласилась».

Две лепты

— В послевоенные годы жизнь была очень тяжелой, мы голодали. Дядя Ваня решил забрать нас с бабушкой на Украину, где располагалась воинская часть, в которой он служил. Иван Федорович прошел всю войну, получил медали «За взятие Будапешта», «За взятие Кёнигсберга», «За освобождение Праги». А после войны продолжал служить недалеко от Львова, в небольшом городке Броды. Там был действующий храм, в который бабушка всегда брала меня с собой. На Украине мы прогостили всего пять месяцев. Неожиданно пришел приказ о переводе воинской части в Германию. Бабушка весь обратный путь в Горький плакала, приговаривая: «Очень жаль, что мы уезжаем». Видимо, ей сердце подсказывало, что больше сына своего не увидит.

В 1949 году из Германии пришла страшная весть. При исполнении воинского долга дядя Ваня погиб. Бабушке за погибшего сына назначили пенсию. Всю ее она относила в храм, оставляя себе только «хлебные», как она говорила. За это родители ее ругали, и я укорял мысленно. Бабушка отвечала: «Не вам судить, Господь найдет способ, как нам помочь».

В скором времени моему отцу предложили разработать проект по рационализации в строи­тельстве. За него папа получил от начальника высокое вознаграждение, и мы в скором времени смогли купить велосипед и телевизор. Мама была очень довольна и всем говорила, какой наш папа умный. А бабушка при этом загадочно улыбалась. Только позже я понял, что это было проявление Божией благодати за бабушкины подаяния Церкви. Когда ее не было дома, пенсию за нее получала мама. Она прятала деньги в тайном месте, думая, что бабушка их не найдет. Но та всегда находила, водимая Божией благодатью.

Однажды мама сказала: «Вот, сын твой погиб. Что же твой Бог не спас его?» Бабушка отвечала: «Очень жаль, что сын мой погиб. Но Бог его обязательно спасет, так как «нет больше той любви, когда человек отдает свою жизнь за други своя». Душа моего сына пойдет в рай, а вот где будем мы, неизвестно. Бог забирает человека тогда, когда создаются наилучшие условия для спасения его души». Я ничего тогда не понял, но слова эти запомнил.

На обочине веры

— Мое здоровье до школы было слабым, часто болел живот, кружилась голова. Если дома была бабушка, она набирала святой воды в рот и прыскала на живот. Мне становилось легче, и я мог встать.

В школу я пошел восьми лет, в 1948 году. Во время медосмот­ра нас заставили раздеться, и все увидели у меня на груди крестик. Ко мне подошла учительница и строго приказала, чтобы завтра пришел без крестика, иначе меня исключат. Вернувшись домой, я снял крест и отдал бабушке. Она сказала, что крест я надену, когда ее уже не будет в живых. Так и случилось, спустя 10 лет после ее смерти. Во время командировки в Москву я зашел в Елоховский собор, будто кто-то позвал туда. Купил церковный календарь, молитвослов и крестик. С тех пор стал носить крест и ходить в храм.

Атеистическое воспитание стало приносить свои плоды. Я все реже смотрел на икону святителя Николая. Когда мне было 18 лет, бабушка однажды говорит мне: «Помнишь, как мы ходили на Украине вдвоем в храм? Попробуй, перекрестись во имя Отца и Сына и Святого Духа. Что? Не можешь? Крепко тебя взял дьявол в свои руки…» Я стоял и молчал, и почему-то не мог поднять руки, чтобы перекреститься.

Бабушка соблюдала все посты, чтила все церковные праздники и нам всегда о них напоминала. Дома читала Евангелие, Псалтирь, пела песнопения из литургии, акафистов, духовные стихи. Любимая песня была «Гора Афон, гора святая, не знаю я твоих красот…» Она часто говорила с нами словами из священных книг и Евангелия: «Всякое дыхание да хвалит Господа», «Рече безумен в сердце своем: несть Бог». Любила повторять: «Как рыба не может жить без воды, а дерево без земли, так и человек — без Бога». Но мы были глухи к ее словам. Единственное, с чем я соглашался, так это смотреть, как играет восходящее солнце на Благовещение и Пасху. Мы с бабушкой выходили рано утром во двор и любовались…

Был еще один случай, когда я послушался бабушку. Речь идет о моей свадьбе, которая была в 1964 году. Свадьба была назначена на 15 марта, а бабушка сказала, что играть свадьбу Великим постом — большой грех. Мы перенесли торжество на две недели назад, на 8 марта. Когда у нас родился сын, бабушка его тайно окрестила без нашего согласия. Она сказала нам об этом так: «Как хотите, ругайте меня, но своего правнука я крестила». Мы, напротив, выразили ей благодарность, ведь мы с женой были комсомольцами, и крестить нам не разрешалось.

Бабушка часто напевала: «О, всепетая Мати, рождшая всех святых Святейшее Слово!» Я уже учился в институте, когда спросил ее — как понимать эту фразу? Она ответила: «В институте тебя все учат, что Бога нет, а весь мир — это материя, вечная и бесконечная, которую никто не создавал. Но обратимся к Библии, которую в институте не преподают: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. И сказал Бог: «Да будет свет»! Я удивлялся, как человек без образования может так глубоко рассуждать об устройстве мироздания.

Как должное

— В феврале 1975 года бабушка Фекла умерла. Она пошла в храм к утренней службе. В церковь она всегда ходила пешком из Сормова до Высокова, где храм не закрывался. Шла в любую погоду, в любое время года, в стужу, в мороз, в слякоть, в распутицу, в зимнюю предрассветную темень, в летний зной… Вот и в тот день, несмотря на крепкий мороз, ушла пешком. Там она осталась до вечерней службы. Когда пришла домой, даже не могла говорить. Так замерзла. Ночью у нее поднялась температура, вызвали «скорую». Врач сообщил, что у бабушки двухстороннее воспаление легких. Ее состояние было тяжелым, даже в больницу не повезли. Через два дня она умерла. Ей было 82 года.

В конце 1999 года ушла из жизни мама, а через полгода, летом 2000‑го, похоронили папу. Их положили в одну могилу с бабушкой. Когда могильщики копали яму для папы, то случайно потревожили бабушкин гроб и увидели, что ее тело сохранилось нетленным. Они сказали: «Бабушка у вас святая». Мы все этот факт восприняли как должное, потому что никто в семье не сомневался в святости бабушки.

Феклы Алексеевны нет уже более 40 лет. Но подвиг ее, тихий и незаметный, продолжает приносить плоды. Сергей Александрович ходит в сормовский Спасо-Преображенский собор и храм святого блаженного князя Александра Невского на улице Баррикад. А правнуки Феклы Чуркиной учатся в Сормовской православной гимназии.

Марина Дружкова

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.