Все еще в пути

 «Здравствуй, милый Тихий переулок, старая замшелая скамья…» Это строчки из стихотворения Александра Лушина, кандидата юридических наук, профессора Нижегородской академии МВД РФ, «Серафимовского учителя», «Серафимовского учителя-наставника».
Нет уже Тихого переулка на карте Нижнего и нет той скамьи, снесли старые уютные домики с цветочными палисадниками. Но в сердце Александра Николаевича они по-прежнему живы, места своего детства не забудешь. Нынешний год для нашего героя юбилейный — 1 мая он отметил 70-летие.

В атмосфере любви

Такая вот ирония судьбы: потомок нижегородских новомучеников появился на свет в пролетарский праздник. Это были послевоенные годы, время всеобщего радостного подъема, настоящего народного единства, ощущения новой мирной жизни.

— Вспоминаю себя маленьким, — рассказывает Александр Николаевич. — У меня был друг Слава Логинов, мы с ним, когда выходили гулять, бежали навстречу друг другу. Двор зарос травкой, курятники стояли в центре города. Бежим, раскинув руки, обнимаемся и снова бежим. Уже на голубятню, тогда они были почти в каждом дворе. Голуби кружились и кружились над нашими головами, а мы со Славкой сидели, обнявшись и замерев от восторга…

Радость, счастье! Именно в такой атмосфере прошло детство. Рядом любящие родители, бабушка. По отцу Александр Николаевич крестьянского рода. Отец прошел войну. Три тяжелых ранения… Когда Саша просил папу рассказать, как тот воевал, получал ответ: «Между ранениями». В 1946 году отец начал жестокие бои на другом фронте: как и его отец, он пришел служить в милицию, был отличным следователем.

Мама мальчика — из старинной священнической семьи, которую «красное колесо» не пощадило. Дедушка — протоиерей Александр Никольский — был расстрелян, как и многие другие родственники в священном сане, в том числе прославленные Церковью. Среди них настоятель кафедрального Спасо-Преображенского собора в Нижегородском кремле протоиерей Алексий Порфирьев и настоятель Успенской церкви отец Иоанн Лазарев.

О том, что родной дед был расстрелян, наш герой узнал только старшеклассником. Мальчику предпочитали не рассказывать о страшных бедах, обрушившихся на семью после революции. Но дома хранились фотографии деда, дело которого через много лет внук прочтет в архивах КГБ.

Мальчик рос в любви. Но его не баловали, капризам не потакали.

— Расскажу случай, за который мне стыдно, — говорит наш герой. — На Пасху я вышел во двор с большим куском кулича. Мальчишки и девчонки сразу ко мне, а я кричу: «Сорок один — ем один». Бабушка услышала, вышла, отправила меня домой и запретила гулять. А сама положила на поднос яиц, нарезанных куличей и отнесла во двор ребятам. Эту Пасху я хорошо запомнил. Провел ее в слезах и понял, что жадиной быть плохо.

Мама, Ольга Александровна, работала школьным учителем, преподавала русский язык и литературу, и ее ученики часто бывали в гостеприимном доме. Они репетировали спектакли, читали стихи (часто собственного сочинения), вместе с мамой и ее классом Саша выезжал на природу. В доме была замечательная библиотека, много историчес­ких книг. Отец очень любил историю, после окончания юридического факультета он даже поступил учиться на исторический.

— Его особенно интересовала Древняя Русь, — вспоминает Александр Николаевич. — Мы читали вслух книги, и он горячо обсуждал со мной разные исторические сюжеты. От Рюрика до последних Романовых. Кстати, в комнате бабушки висел портрет царской семьи, и когда гостям (а наш дом часто был полон гос­тей) доводилось видеть его, родители объясняли это бабушкиной «несознательностью». А она знала два иностранных языка!

С бабушкой и другими старушками-родственницами, вдовами расстрелянных священников, Саша с малых лет ходил в церковь. В Высоково, в Печеры. Летом отправлялся к родственнику священнику Николаю Соколовскому в село Егорьевское. Здесь он читал на клиросе, убирался в храме вместе с внуками батюшки, которых здесь звали «соколятами».

— Помню, другие дети гуляют, играют в лапту, в чижика, а я подсвечники тру, — улыбается Александр Николаевич.

Повороты судьбы

Детство быстро пронеслось. Все эти годы Саша Лушин знал, что, когда вырастет, станет учителем русского языка и литературы. Только им! После педагогичес­кого института начал работать в школе.

— Всего пять лет, — рассказывает Александр Николаевич, — но это были счастливейшие годы! У меня был великолепный класс, я возил учеников в Болдино на три дня, дети писали стихи, а два ученика (Сашка и Пашка — замечательные мальчишки) после уроков ходили со мной по городу, и я увлеченно рассказывал им о достопримечательностях. Я мечтал всю жизнь проработать школьным учителем!

Но жизнь сложилось по-другому. Еще работая в школе, Александр Лушин начал писать краеведческие материалы в газету «Горьковский рабочий». Их стали отмечать, а один, о незавершенной реставрации на территории Благовещенского монастыря (тогда еще закрытого, но памятника архитектуры), даже разбирали на заседании гор­исполкома. Однажды он написал два материала о милиции. Коллега попросил выручить, сам никак не успевал. Появились очерк из Приокского районного отдела и большая статья про ГАИ. А через некоторое время школьного учителя пригласили на службу в органы внутренних дел.

— Я долго отказывался, — вспоминает наш герой, — но мне звонили из политотдела УВД, друзья моего отца (папы уже не было в живых)… Я сдался.

Старший инспектор отделения агитации и пропаганды безо­пас­ности дорожного движения и старший инспектор организационно-аналитического отделения не оставил творчество. Появились новые очерки о милицейских буднях, передача «Телевизионный пост ГАИ» на горьковском телевидении, программы на радио, детективные рассказы, которые публиковались.

— Я собирал коллег у нас на третьем этаже и читал им вслух свои рассказы о дореволюционных гениях сыска, — вспоминает Александр Николаевич. — Был уже 1989 год. Раньше ведь нельзя было говорить что-то хорошее о царской полиции.

Новый поворот: Александ­ра Николаевича пригласили в Горьковскую высшую школу МВД СССР старшим редактором научно-исследовательского и редакционно-издательского отдела. Но уже через несколько лет он начал преподавать на кафедре юридической психологии. И вскоре появились новые предметы, которые оказались близки ему: «Профессиональная этика сотрудников органов внутренних дел» и «Религиоведение». Александр Лушин выпустил брошюры по профессио­нальной этике, затем появилась его работа «Религия как феномен культуры», брошюры о христианской культуре и исламе. Когда в страну хлынули секты, Лушин взял благословение у митрополита Николая (Кутепова) и начал проводить ежегодный семинар по противодействию им. В это же время по его инициативе начались паломнические поездки курсантов и преподавателей в Дивеево.

После защиты кандидатской диссертации Александр Николаевич перешел на кафедру теории и истории государства и права. Он полковник полиции в отставке, почетный сотрудник МВД РФ, заслуженный ветеран Нижегородской области, имеет многие церковные награды. Для Александра Николаевича они особые. Судьба Русской Православной Церкви — это и боль, и счастье этого человека.

Голуби в вышине

— Для меня очень важна семейная история, — говорит Александр Николаевич, — хочется воссоздать ее полностью, насколько возможно. В роду много священников, и многие были расстреляны. Часто смотрю на портрет священномученика Алексия Порфирьева, обращаюсь к святому родственнику за советами. Владыка Николай предлагал и мне принять священнический сан. Я испугался. Как? Я!? Такой недостойный! Ночь не спал и отказался.

Хоть он и священнического рода, и с детства в храме, дорога веры оказалась для Александра Николаевича вовсе не гладкой. Его тянуло в храм, но в советское время ходил он туда нечасто. Правда, когда инспектор Лушин приезжал в командировки в районы области, там знали, что это не обычный проверяющий. Будет фотографировать полуразрушенные церковь или монастырь, поедет на тракторе в какое-нибудь дальнее село, имеющее интересную, на его взгляд, историю. И, конечно, догадывались, куда он ходит в Дивееве.

— Нельзя сказать, что я был тогда глубоко верующим человеком, — признается Александр Лушин. — Перелом произошел в начале девяностых, когда я стал общаться с владыкой Николаем. Что-то стало меняться во мне. Я стал по-другому смот­реть на многие события, более вдумчиво читать Евангелие, написал книгу «Священник — душа народа» о своих родных. Стал понимать, что такое прощать… Быть христианином оказалось очень сложно! А когда приехал в Иерусалим, понял, что, как писал мой дед, «в войне с грехом плохой я воин». Никудышный! Хотел написать «Как я побывал в Иерусалиме». Но осознал, что сразу не получится. Уже три года прошло, а я все думаю, как это сделать. Там, на Святой земле, произошел настоящий духовный переворот. Объяснить трудно… Подумать только, вот здесь Спаситель прошел… И мы идем вслед за Спасителем…. Мы все в пути. Я все еще в пути.

Хорошие сны стали сниться ему в последние годы. Вот он преподает русский и литературу в школе, и на уроке лес рук. Вот в широкополой шляпе, с крестом на груди, приехал на пристань встречать Сашу дед Николай Соколовский. Прядет ноздрями лошадь, душистое сено в телеге… А вот два мальчишки сидят на крыше, обнявшись, и смотрят в высоту. А там — белоснежные голуби.

Надежда Муравьева

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.