Святитель Алексий, митрополит Московский (1378), возобновитель Благовещенского монастыря

РОЖДЕНИЕ И ДЕТСТВО СВЯТОГО

Российское светило, московская похвала, Русского царства основание и крепкое утверждение, святитель Алексий, родился в самой Москве, во время княжения в ней Великого князя Даниила Александровича, сына Александра Невского, около 1292–1293 года* от родителей благородных и благочестивых.

*По указаниям более древних жизнеописаний; а по новейшим изысканиям год рождения его падает на 1304.

Отец его — знатный и именитый черниговский боярин Феодор, по прозванию Бяконт, с женой своей Марией незадолго пред тем вынужден был оставить отечественный свой город Чернигов, подвергшийся разорению от нашествия татар, и искать себе убежища в северо-восточной части России, как более безопасной тогда от частых набегов вновь появившихся врагов.

Бедственное было тогда время на Руси: попущением Божиим, за умножение беззакония и иссякновение взаимной братской любви, особенно среди князей, владевших полновластно каждый своим уделом и часто ссорившихся между собой и восстававших войной один против другого, над предками нашими разразилась страшная гроза. Дикие кочевые орды монголов, выйдя из азиатских степей, вторглись в пределы нашего отечества и, пользуясь несогласием и междоусобиями удельных князей, опустошили огнем и мечом некогда цветущие области и величественные города древней Руси. Киев, Переяславль, Чернигов, славившиеся дотоле многолюдством и красотой зданий, превратились в груды развалин. Жизнь на юге Руси стала невозможной. Киевский митрополит Максим вынужден был покинуть стольный свой град Киев, эту колыбель христианства в России, и переселиться со всем клиром своим на северо-восток. За ним двинулись бояре и народ, избегая опасности от поселившихся там невдалеке диких наездников — татар.

В числе таких-то переселенцев был и родитель Алексеев, боярин Феодор Бяконт, который, прибыв в Москву, был очень благосклонно принят князем ее, Даниилом Александровичем, и даже сделан со временем правителем города. Когда же у этого боярина родился первый сын — тот самый, о котором идет здесь речь, — то восприемным отцом новорожденного младенца от купели крещения был сын князя Московского, впоследствии великий князь, Иван Данилович Калита. Таким образом, будущий великий святитель в самом своем духовном рождении уже как бы предназначался быть владыкой Москвы и всея России: как древний предводитель израильского народа Моисей вскоре после рождения был усыновлен царской дочерью, взявшей его из воды, так и сей будущий духовный предводитель духовного Израиля от воды крещения взят в сыновья княжеских сынов. Новорожденному младенцу при крещении наречено было имя Елевферий.

Кроме Елевферия, у боярина Бяконта были еще дети, сыновья и дочери, от которых ведут свои роды многие знатные русские дворянские фамилии. Всех детей своих благочестивый боярин старался обучить грамоте, чтобы они могли читать Божественное Писание, и отсюда почерпать богопознание и необходимое назидание в благочестии. Такому назначению в то время грамотности соответствовал и способ обучения ей: учились единственно по священным книгам, так что само это обучение уже было началом приближения к Богу. Отрок Елевферий с самого раннего детства показывал отличные способности и имел большое прилежание к учению, а потому вскоре научился грамоте и стал читать книги. Ему минуло двенадцать лет.

Обычным играм, свойственным этому возрасту, Елевферий мало предавался, да и эти его немногие детские забавы носили характер серьезности. Он любил заниматься ловлей птиц, для чего удалялся иногда за город, и там наедине в поле, раскинув сети, предавался со всем детским увлечением своей любимой охоте.

ПРИЗВАНИЕ СВЫШЕ

Однажды отрок Елевферий, занимаясь своей охотой, стерег в поле раскинутые им сети; долго ожидая добычи, он задремал, и в этой дремоте слышит голос, говорящий ему: «Алексий! Напрасно попусту трудишься ты в ловлении птиц: тебе предстоит быть ловцом людей». Он очнулся и, не видя никого, удивлялся слышанному голосу и недоумевал, что бы это значило? Особенно удивительным было для него наименование его новым именем. В глубоком раздумии и недоумении возвратился Елевферий в дом и никому не сказал ни слова о случившемся с ним. Но Божественное видение глубоко запало в юную душу, произвело в ней сильное впечатление и решительную перемену. Елевферий сделался задумчив, сосредоточен, детские игры совершенно оставил, старался теперь больше уединяться и проводить время в молитве и чтении Божественного Писания; стал также изнурять себя постом и воздержанием, часто размышляя о слышанном необыкновенном голосе. В момент видения Елевферия как бы осенило тайное некоторое Божественное благословение, которое и отрешило его по душе от суетного мира, и властно повлекло к новому предназначению, как и Церковь воспевает в своих песнопениях преподобным, говоря: «Егда Божественное рачение найде на тя, преподобне, тогда мир и яже в мире оставил еси».

Родители блаженного, видя происшедшую с ним перемену и непрестанное его умиление, недоумевали об этом и спрашивали слуг своих: «Отчего это с ним случилось?» Но слуги не знали, что им отвечать, и говорили только, что отрок часто отлучается в места пустынные. Тогда родители обратились к самому отроку и спрашивали его: зачем он все уединяется, и почему избегает всякой беседы, углубляясь только в одни книги? «Такой образ жизни, — говорили они, — приличествует только монахам, а не тем, которые живут в миру; для чего изнуряешь себя голодом и жаждой, дорогое наше дитя? Если впадешь в болезнь, то немалую причинишь нам печаль. Скажи, кто научил тебя ненавидеть светлость родительского дома и огорчать нас уклонением от образа нашей жизни?» Но блаженный, утешая их, отвечал: «Не печальтесь обо мне, любезнейшие мои родители, а наипаче радуйтесь благому преуспеянию, и предоставьте меня Богу, как Господу угодно, так и да будет со мной». И не только не переставал после этого чудный отрок держаться принятого им образа жизни, пребывая в посте и чуждаясь всяких увеселений; но еще ревностнее прилежал он молчанию, занимаясь чтением Божественного Писания и утверждаясь в смиренномудрии, возносящем к Богу.

ВСТУПЛЕНИЕ В МОНАСТЫРЬ И ЖИТЕЛЬСТВО В НЕМ

Достигнув пятнадцатилетнего возраста, Елевферий возымел пламенное желание посвятить себя Богу в ангельском образе и стал непрестанно размышлять: как бы ему, по слову Евангельскому, оставить всякое мирское пристрастие и взыскать «единаго на потребу». По слову псаломнопевца, единого просил он у Господа: «Еже жити ему в дому Господни вся дни живота своего, зрети красоту Господню и посещати храм святый Его» (Пс. 26:4). И не презрел Господь моление раба своего, но дал ему по желанию сердца его: при помощи Божией, Елевферий вступил в Богоявленский монастырь, находящийся в Москве, который пред тем был возобновлен его родителями. Монастырь этот находился посреди города, и даже вблизи самого торга, но блаженный юноша нашел в нем то тихое и уединенное безмолвие, которого жаждала его душа. Здесь нашел он подвижников-старцев, мужей богомудрых, вполне удовлетворявших его стремлениям и любознанию. Сближение и общение с ними сделало для него излишним искание внешней пустыни, как сказал и некто из святых отцов: «Хоть среди торжища живи, лишь бы был старец, могущий руководить тобой». Это самое и нашел Елевферий в Богоявленском монастыре. Жил тогда здесь знаменитый старец и богомудрый подвижник, некто Геронтий, муж, исполненный великих добродетелей, образованный и очень сведущий в Святом Писании.

Как опытный в жизни духовной, он был наставником и руководителем в иноческих подвигах и прочих, живших с ним. Ему-то и поручил себя блаженный юноша, и под его опытным руководством стал проходить начатки иноческого жития, имея в старце своем и неложного руководителя в духовной жизни, и живой образец, показывавший самим делом то, чему учил словом. Такое опытное руководство не могло не быть плодотворно, тем более что семя падало на добрую землю.

После нескольких лет испытания юноша Елевферий, достигнув двадцатилетнего возраста, был пострижен в монашество, причем ему наречено было имя Алексий — то самое, которым он был назван таинственным голосом в сонном видении еще в детстве, при ловле птиц. И вот теперь бывший ловец пернатых сам оперился, как орел, и, отложив вместе с пострижением власов всякое дело, влекущее мудрование, полетел в высоту, и не утрудился, возвышаясь от деятельной добродетели к боговидению, пока не достиг конца своих духовных стремлений в приискренном соединении с Богом. Что другое могло быть теперь его непрестанным занятием в келейном уединении, как не постоянная молитва, богомыслие, пост, коленопреклонения, умиление, слезы, плач, чтение и изучение Священного Писания и писаний святых отцов? Всем этим очищал он и просвещал своего внутреннего человека, взгревая в себе пламенную любовь к Богу и к ближним. Рукоделием же для монахов того времени было по преимуществу переписывание книг, как служащих для чтения, так и, в особенности, богослужебных, о чем свидетельствует бесчисленное множество рукописей того времени, сохранившихся во всех более древних монастырских библиотеках. Так называемой светской литературы тогда на Руси еще почти не было, и потому блаженный Алексий внимал одной только истинной премудрости: «Сыне, моей премудрости внимай, к моим же словесем прилагай ухо твое». Эта премудрость говорит нам устами Церкви, устами пророков, апостолов и прочих святых.

Более двадцати лет провел блаженный в Богоявленском монастыре простым монахом, трудясь добре в деле своего спасения под руководством опытного своего старца и неленостно проходя иноческую добродетель послушания. В церкви его обязанностью было петь на клиросе вместе с братьями, в числе которых впоследствии был и Стефан, родной брат преподобного Сергия, подвизавшегося уже в это время отшельником в Радонежской пустыни. Стефан принял монашеский постриг при гробе своих блаженных родителей в Хотькове, где было тогда два монастыря, мужской и женский, а потом, по просьбе младшего брата своего Варфоломея, впоследствии Сергия, пожелавшего пустынножительствовать, удалился с ним вглубь радонежских лесов. Здесь они своими руками устроили малую деревянную церковь и посвятили ее имени Живоначальной Троицы, что и послужило началом будущего монастыря, — ныне знаменитой Троицкой Лавры. Но недолго пожил вместе с братом в пустыне Стефан. Не имея призвания собственно к пустынножительству, которое составляет удел очень немногих избранников Божиих, Стефан оставил пустыню и пришел в Богоявленский монастырь, где и проводил жизнь строго монашескую. Здесь он вошел в близкое знакомство с Алексием, с которым становился рядом на клиросе. Алексий узнал от Стефана о преподобном Сергии и впоследствии сделался искренним другом этого «друга Божия». Богоявленский монастырь, по указанию некоторых, находился тогда не там, где он теперь, а был ближе к центру города, где было местопребывание князя и митрополита. Митрополитом же в то время был блаженный Феогност, преемник святителя Петра. Он любил Богоявленский монастырь, как близкий к его дому, а главное — за добродетельную жизнь его насельников. В особенности уважал он в нем вышепоименованных трех старцев: Геронтия, Алексия и Стефана, часто призывал их к себе, вел с ними духовные беседы и покровительствовал им. По совету Великого князя Симеона Иоанновича, он поставил Стефана игуменом Богоявленского монастыря, а Великий князь избрал его своим духовником; примеру князя последовали многие из старейших бояр.

НАМЕСТНИЧЕСТВО

Алексия же митрополит Феогност приблизил к себе, велел ему пребывать при своем святительском доме, сделал его, хотя и вопреки его желанию, своим наместником и поручил ему заведывание судами церковными. Поставляя его на эту степень, митрополит с князем тайно уже намечали его быть по кончине блаженного Феогноста преемником его святительской кафедры. Таким образом, светильник, скрывавшийся долгое время, как бы под спудом, в стенах монастыря и в смиренном положении простого чернеца, выдвигался теперь на свещник церковный, чтобы светить всем концам обширного русского царства светом внутренней своей добродетели, приобретенной им долговременным пребыванием в безмолвии и уединении монастырском. Как облеченный уже силой свыше, он выводился теперь на служение человечеству и делался ловцом людей, согласно предназначению, указанному ему еще в детстве.

Двенадцать лет и три месяца пробыл блаженный Алексий в звании наместника митрополита, тщательно и со страхом Божиим исполняя свою обязанность и повинуясь во всем святителю Феогносту, как бы самому Христу. Заведывание церковными судебными делами невольно знакомило его с обстоятельствами церковного управления и мало-помалу приготовляло его к будущему великому служению Церкви. В это время он изучил основательно греческий язык, как разговорный, так и письменный, чему способствовало сближение его с митрополитом, который был по происхождению грек. И изучив греческий язык, Алексий позаботился сличить славянский текст Нового Завета с греческим подлинником. При этом Алексий заметил многие отступления и неточности и даже разночтения славянских списков между собой, происшедшие то от ошибок писцов, то от самовольных исправлений древнейших переводов, и он предпринял новый перевод всех книг Нового Завета. Этот труд, собственноручно им переписанный, хранился в ризнице Чудова монастыря как великая святыня и заветный дар великого святителя и основателя этой обители. Тут же приложено и его собственноручное духовное завещание. Митрополит Платон в конце XVIII столетия украсил переплет этой рукописи сплошь жемчугом с драгоценными камнями, а митрополит Леонтий в 1892 году сделал с нее фототипию и издал в нескольких экземплярах для большего увековечения этого памятника. Один такой экземпляр принесен им в дар Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, и в день памяти 500-летия со дня кончины преподобного Сергия возложен был на его раку в память духовной дружбы преподобного со святителем. В Чудовом же монастыре это небольшое по объему рукописное Евангелие в дни памяти святителя выносится на малом входе за литургией. Таким образом, святитель Алексий был первым исправителем славянского текста книг Священного Писания в России. Он как бы благословил своим примером это благое дело, и позднейшие исправители их в XVII веке свидетельствуют, что они пользовались его переводом, и что сама рукопись его, хранящаяся в Чудовом монастыре, носилась как святыня по домам, и в церкви при молебнах читалась над больными, причем многие по вере своей получали исцеления. Этот благочестивый обычай, говорится в одном из прежних жизнеописаний святителя (в житии Алексия, составленном Евфимием в ХѴII веке), соблюдался долгое время.

ПОСТАВЛЕНИЕ ВО ЕПИСКОПА И МИТРОПОЛИТА

Святитель Феогност, чем более сближался со своим наместником, блаженным Алексием, тем более располагался к нему духовной любовью и уважением за его высокие душевные качества. Чувствуя преклонность лет и изнеможение телесных сил, он вознамерился еще при жизни своей утвердить Алексия преемником своего престола, так чтобы по смерти его никто другой не мог занять кафедру. Того же желали и Великий князь Симеон, и прочие князья и бояре. С общего согласия, святитель Феогност рукоположил блаженного Алексия во епископа Владимирского. Это было 6 декабря 1352 года. Уступая ему, таким образом, еще при жизни одну из своих кафедр, он тем самым утверждал за ним право занять после своей смерти и другую, то есть Киевскую, и быть митрополитом всея России. Чтобы это избрание утвердили в Константинополе и чтобы кто-нибудь не предвосхитил престола, митрополит вместе с Великим князем, с согласия всех русских святителей, бояр и народа, отправил туда посольство, извещая Патриарха Филофея и императора Иоанна Кантакузена об избрании в кандидаты митрополита Алексия, епископа Владимирского, и прося по смерти Феогноста не ставить никого другого митрополитом России, кроме него.

Все это совершилось пред самой кончиной святителя Феогноста, последовавшей 11-го марта 1353 года, всего через три месяца после рукоположения блаженного Алексия в епископа; спустя сорок дней после кончины Феогноста скончался и Великий князь Симеон Иоаннович. Оба они пали жертвой свирепствовавшей тогда в России моровой язвы, известной под названием «черной смерти», проникшей из Азии и опустошившей города и селения. Великий князь пред кончиной своей завещал братьям своим «слушаться во всем отца своего — владыку Алексия, которого и усопший святитель называл старцем своим и наместником».

Не одно предчувствие близости кончины побудило Феогноста так настоятельно действовать в пользу избрания Алексия будущим митрополитом: была к тому еще и посторонняя понудительная причина. Давно уже галицкие и литовские князья, недовольные перенесением митрополичьей кафедры из Киева во Владимир и завидуя возвышению Москвы, пытались учредить у себя особые митрополии и временно достигли своих целей. Так, между 1341 и 1345 годами галицкие князья, пользуясь смутами, происходившими в Греческой Церкви, успели учредить у себя особую митрополию. То было время, когда Греческая Церковь вся волновалась раздором, произведенным еретиками Варлаамом и Акиндином, дерзнувшими хулить умную молитву и отвергать происходящее от нее внутреннее благодатное озарение души. Сам Патриарх был на стороне еретиков. На защиту внутренней молитвы и благодати восстал святой Григорий Палама, написавший статьи о фаворском свете, где доказывал, что этот внешний, явившийся тогда свет был прообразом и указанием внутреннего благодатного озарения души, происходящего от внутренней молитвы. Возгорелась борьба; волнение охватило столицу империи, и в Константинополе то и дело составлялись соборы, предававшие анафеме то хулителей молитвы, то защитников ее, пока, наконец, истина не одержала верх, и сеятели плевел были изгнаны. В это-то смутное время и возникла Галицкая митрополия, которая, впрочем, вскоре была закрыта, лишь только в Греческой Церкви водворился внутренний мир. Но спустя несколько времени, незадолго пред кончиной блаженного Феогноста, при содействии тех же князей, явился новый искатель митрополичьей кафедры, некто Феодорит. Потерпев неудачу в Константинополе, он отправился в Болгарию и там, в Тырнове, был возведен болгарским Патриархом в сан митрополита Русского, прибыл в Киев и поселился у митрополичьей кафедры. Этот поступок, равно противозаконный и со стороны тырновского Патриарха, и со стороны Феодорита, и никогда доселе не случавшийся в Русской Церкви, произвел крайнее огорчение как в Константинополе, так и в Москве. Цареградский Патриарх, вместе с другими иерархами, немедленно осудил Феодорита и разослал в разные места России послания, убеждая «не принимать его, как низложенного Божественными канонами и священным собором». Но Феодорит и после этого все-таки продолжал долгое время держаться в Киеве. Эти-то обстоятельства и вынудили митрополита Феогноста и Великого князя ускорить избрание Алексия, с каковой целью и было отправлено посольство о нем в Константинополь.

Слава о добродетельной жизни и высоких достоинствах блаженного Алексия давно уже распространилась широко и достигла Константинополя. Получив о нем единодушное ходатайство как бы всей Русской Церкви, император и Патриарх согласились на его избрание, и призвали его через тех же послов в Константинополь. Они на этот раз решились сделать исключение и отступили от правила того времени, по которому митрополиты в Россию присылались из Константинополя. Об этом исключении, сделанном для святого Алексия из уважения к его личным достоинствам и во внимание к всеобщему ходатайству о нем, говорится в грамотах Патриарха, который, между прочим, писал: «Хотя и не дозволено, чтобы кто-либо не из Константинополя поставляем был в митрополита Киевского; однако, вняв свидетельству Великого князя Московского и блаженной памяти митрополита Феогноста, мы делаем сие исключение для епископа Алексия».

Посланники Великого князя и митрополита, возвратившись в Россию, не застали уже в живых ни князя, ни митрополита Феогноста. К тому же Россия была еще поражена скорбью по причине страшного опустошения, произведенного моровой язвой. В эту же тяжкую годину приемник Симеона, брат его Иоанн, должен был судиться в Орде и отстаивать свои права на великое княжение против соперника своего, князя Константина Васильевича Суздальского. При таких-то тяжелых обстоятельствах епископ Владимирский, блаженный Алексий, вызывался Патриархом и императором в Царьград, где также предстояло и ему вступить в препирательство за права врученной ему митрополии. Не искал себе чести и высоких санов смиренный Алексий, но лишь повинуясь общему избранию, как указанию перста Божия, пустился он в дальний путь, отдавая всего себя на служение ближним.

СМУТЫ РОМАНА И ПУТЕШЕСТВИЕ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Вызванный в Константинополь для поставления в митрополита всея Руси и принятый там с честью Патриархом и всем освященным собором, святитель Алексий не сразу, однако, был возведен в этот сан, но пробыл там целый год. Между тем Ольгерд, князь Литовский, будучи язычником и враждуя против Москвы, не желал Алексия, как избранного Москвой, иметь митрополитом над православными, живущими в его княжестве, и отправил в Царьград одного из своих подданных, по имени Роман, для поставления его в митрополита Литовского. Роман прибыл в Константинополь, когда Алексий был уже поставлен митрополитом, но еще не выехал из Константинополя. Патриарх Филофей был вынужден уступить ходатайству Литовского князя и поставил Романа митрополитом Литовским. Роман не замедлил распространить свое влияние и на епархии собственно Русской митрополии, и еще из Константинополя послал своих послов с требованием церковной дани к Тверскому епископу Феодору, к которому одновременно явились посланные и от митрополита Алексия. Большое смущение произвело это в Русской Церкви, и между обоими митрополитами еще в Константинополе открылось великое несогласие и препирательство. Впрочем, Роман, очевидно рассчитывавший в Твери на содействие тамошних князей, находившихся в сватовстве с его князем Ольгердом и тоже враждовавших против Москвы, не был, однако, признан за митрополита Русского Тверским епископом, блаженным Феодором, признавшим своим законным митрополитом только Алексия.

Святой же Алексий, по возвращении на родину, был с любовью принят своей паствой, которая только его одного знала и желала иметь своим пастырем. Великокняжеское достоинство было признано за Иоанном, князем Московским, а святитель Алексий, утвердив свою кафедру, по примеру предшественников своих, святителей Петра и Феогноста, в Москве, еще более возвысил ее. Ревностно начал он заниматься отправлением своей архипастырской обязанности, и, во-первых, позаботился поставить епископов в те епархии, которые лишились своих пастырей во время моровой язвы. Так, он рукоположил епископов в Ростов, Смоленск, Рязань и дальний Сарай — столицу ханов.

Но недолго оставался на этот раз святитель Алексий спокойно на своем престоле, — он вынужден был вскоре опять отправиться в Царьград. Роман, возвратившись в Литву, не хотел ограничиваться одним Литовским княжеством, а постоянно вторгался в пределы Русской митрополии, приезжал в сам Киев, хотя и не был там принят, и своими действиями причинял Алексию открытые оскорбления. Для разрешения этих недоумений мирным путем понадобилось Алексию на следующий же год снова ехать в Константинополь. Но Роман уже предварил его там. В Константинополе в это время произошла перемена императора и Патриарха: вместо Кантакузена воцарился опять Палеолог, который возвратил на патриаршество Каллиста, бывшего до Филофея. От новых правителей Роман надеялся наверно получить исполнение своих властолюбивых желаний и распространить свое влияние за пределы княжества Литовского. Для рассмотрения притязаний Романа вызвали туда же и Алексия. Отправляясь вторично в Константинополь, святитель Алексий на время своего отсутствия поручил управление церковными делами епископу Волынскому Афанасию, проживавшему в то время в Переяславле-Залесском, по причине смут, произведенных на Волыни Романом. К этому-то Афанасию, за отсутствием Алексия, между прочим, являлся преподобный Сергий с некоторыми из братии просить игумена для своей вновь устроенной пустынной обители, и был сам рукоположен им в пресвитера и поставлен игуменом.

По прибытии блаженного Алексия в Константинополь Патриарх Каллист, выслушав объяснения обоих митрополитов и обсудив соборно притязания Романа, постановил с согласия императора, чтобы Алексию, по утвердившемуся издревле обычаю, именоваться и быть митрополитом Киева и всея Руси, а Роману, как поставленному в митрополита Литовского для умиротворения этого края, иметь под своей властью, и то лишь по жизнь свою, только две епархии Литовские с некоторыми городами и частью Малой России, то есть Волынью, и чтобы оба митрополита строго придерживались своих митрополий, отнюдь не вторгаясь в пределы один другого.

Но Роман остался недоволен этим решением и, по возвращении в Литву, начал опять свои неприязненные действия против Алексия: постоянно вторгался в его митрополию, приезжал в Киев, служил там литургии, совершал хиротонии, величая себя митрополитом Киевским и всея Руси, производил разные смуты, восставляя Ольгерда против христиан великорусских епархий, приезжал и в Тверь, где хотя и не удостоился чести от епископа, но был принят с почетом князьями. Слыша обо всем этом, Патриарх несколько раз увещевал его письменно прекратить такие противозаконные действия. Но поскольку увещания эти на него не подействовали, то Патриарх нашел необходимым отправить в Россию двух избранных мужей — митрополита Кельчинского и архидиакона Георгия, чтобы они произвели расследование о действиях Романа в присутствии его самого или его уполномоченного и собранные сведения, за общим подписанием местных князей и епископов, прислали в Царьград императору и Патриарху. Смерть Романа, вскоре последовавшая, прекратила это дело, а Патриарх Филофей, занявший опять, по смерти Каллиста, патриарший престол, написал в 1362 году окружную грамоту, в которой постановил, чтобы на будущее время, во избежание подобных смут и нестроений, земля Литовская ни по каким причинам не отделялась от области и духовного управления митрополита Киевского.

Святитель Алексий, на обратном пути из Константинополя, плывя по Черному морю, был застигнут бурей, так что от страшного волнения корабль находился в большой опасности. Все, бывшие на корабле, отчаялись в спасении, и каждый молился про себя. А великий святитель Христов молил всемилостивого Бога, Пречистую Его Матерь и всех святых об избавлении от предстоящей опасности и дал обещание Богу — соорудить храм во имя того святого, которого память будет праздновать Церковь в тот день, когда корабль благополучно пристанет к берегу. Скоро услышал Бог молитву угодника своего: буря стихла, настала «тишина велия», и корабль благополучно пристал к берегу в шестнадцатый день августа, когда Церковь празднует день Нерукотворенного образа Всемилостивого Спаса; а этот образ святитель Алексий вез с собой из Константинополя.

После прибытия в Москву он был радостно принят Великим князем и народом и опять принялся усердно за отправление своих пастырских обязанностей. Зная, что «ему же дано много, много и взыщется с него», он постоянно прилагал труды к трудам, поучая народ и словом, и делом, и был во всем образцом, по сказанному: «Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, иже на небесех» (Матф. 5:16). Из многих его поучений сохранилось одно, писанное в виде окружного послания «Христолюбивым христианом».

ИСЦЕЛЕНИЕ ТАЙДУЛЫ

Слух о великой святости митрополита Алексия и о том, сколько за его молитвы Бог творит чудес, достиг и до самого нечестивого татарского хана Чанибека, у которого жена, по имени Тайдула, уже три года была слепа, и кроме того, была одержима беснованием, так что никакие врачевания ей не помогали. Услышав о святом Алексии, они возымели веру, что если он помолится о болящей, то Бог услышит его. Немедленно отправляют они послание к Великому князю Иоанну Иоанновичу, с просьбою прислать к ним в Орду человека Божия, святого митрополита Алексия. Также и самого святителя они просили посетить болящую царицу и помолиться о ней к Богу, дабы ей исцелиться от слепоты и беснования. В послании к Великому князю Чанибек писал: «Слышал я о вашем первосвященнике, что если он чего попросит у Бога, то Бог слушает его. Этого служителя Божия пришлите к нам, и если его молитвами исцеляет моя царица, будете иметь со мною мир; если же не пришлете его, то я приду и попленю вашу землю».

Получив такое послание, Великий князь стал просить святителя исполнить желание и требование хана. Тяжело было это для смиренного чувства святителя, но отказаться было невозможно. Он сказал: «Дело это выше моей меры; впрочем, верую Богу, даровавшему прозрение слепому от рождения, что если кто с верою будет Его о чем просить, Он не презрит его». Пред отправлением в путь Алексий пошел со всем клиром своим в Успенский собор и там, у гроба святителя Петра, стал совершать соборне молебен с водоосвящением, прося его молитвенной помощи в предстоящем деле. Здесь у раки святителя местная свеча, в виду всех, вдруг сама собой загорелась. Чудо это было для святого Алексия подкреплением и извещением, что Господь благословляет путь его. Как эта свеча сама собой, при его молитве, без всякого труда загорелась, так легко Богу возжечь и свет очей ослепшей царицы. Ободренный таким извещением, святой раздробил чудесно загоревшуюся свечу и роздал ее на благословение народу; а часть от нее, и также освященную воду, взял с собой и отправился в путь, в сопровождении священников и клириков, как приличествовало святителю.

Между тем Бог, известивший угодника своего об имевшем последовать чуде, подготовлял к нему и тех, для которых оно должно было совершиться. Еще задолго до прихода святителя в Орду больная царица увидела его в сонном видении пришедшим в архиерейском облачении, также и священников, бывших с ним, облаченными в свои ризы. Она велела приготовить новые облачения для святителя и его клира, точно такие, как она видела в видении. По прибытии святителя в Орду он был принят с великим почетом: сам хан, с сыном своим Бердибеком и с прочими сыновьями и сановниками, выехал к нему навстречу. Приведенный к постели болящей, святой начал совершать молебное пение, причем зажег и свечу, сделанную из воска от загоравшейся чудесно свечи у гроба св. Петра чудотворца. По окончании молебствия он окропил больную святой водой и царица прозрела. Удивились и ужаснулись неверные, видя такое преславное чудо, и прославили чудотворца. Чанибек и Тайдула, благодарные за полученное чудесное исцеление, одарили святителя и пришедших с ним многими дарами. Из числа подарков, полученных святителем, остался на память потомству перстень, дарованный ему царицей Тайдулой. Но вечным незабвенным памятником этого преславного чуда навсегда останется обитель, устроенная святителем Алексием в самом Кремле, на месте, пожалованном ему исцелившейся царицей, и посвященная им памяти чуда Архистратига Михаила в Колоссаех (6 сентября), и потому называемая Чудовской. Какое смиренномудрие видно в этом посвящении, соединяющем в себе воспоминание о чуде, совершившемся при посредстве самого святого основателя этой обители, и о древнейшем чуде, совершенном Архистратигом Сил небесных!

ВТОРИЧНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ В ОРДУ

Отпущенный ханом, святитель Алексий поспешил оставить Орду и возвратился в Москву. Но вскоре ему пришлось вторично путешествовать туда же. После удаления его из Орды там сделалось великое смятение: хан Чанибек, по заговору Ордынских вельмож, был убит; на место его воцарился сын его Бердибек, убив предварительно двенадцать братьев своих, детей Чанибека от разных жен. Этот жестокий варвар, имея советником в своих бесчеловечных поступках некоего сановника Тавлубия, воздвиг гонение против христиан и намеревался идти войной на русскую землю. Вскоре явились послы, требовавшие всех князей русских с новой данью к новому хану в Орду. Ужаснулись православные, зная жестокость этого варвара. Великий князь Иоанн Иоаннович, возлагая всю надежду на Бога, стал просить блаженного Алексия, чтобы он, как непреодоленный победитель врагов, потрудился опять идти в Орду и там утолить гнев жестокого властелина. Добрый пастырь, готовый «положить душу свою за овцы своя», едва возвратившийся из Орды, не усомнился опять идти туда, не взирая на явную опасность. Из Нижнего Новгорода по Волге спустился он опять в Золотую Орду и принятый не с той уже честью, как прежде, много потерпел огорчений от татар, дышавших ненавистью против христиан, сообразно настроению своего нового господина. Однако святой безбоязненно явился к Бердибеку и при помощи Божией и покровительства Божией Матери своими кроткими и мудрыми речами совершенно утолил гнев его, и даже не усомнился вступить пред всеми в прение о вере с неким мурзой Мунзи, доказывая ему неправоту мусульманства и истину христианской веры. Самые неверные похвалили разум и твердость убеждений святого и почтили его, как истинного Божьего служителя. Он получил от Бердибека новый ярлык, подтверждавший свободу русского духовенства от всякой дани и налогов, и благополучно возвратился в отечество, принеся мир и благоденствие церквам Божиим и всему православному люду русской земли. О, какую радость принесло всем известие о благополучном его возвращении!

ПРЕДСКАЗАНИЕ О ГОРОДЕ САМАРЕ

Эти два путешествия святителя Алексия в Орду, имевшие столь благотворные последствия для всего русского народа, еще более возвысили имя его во мнении как современников, так и всех грядущих поколений, показав в нем великого чудотворца и истинного пастыря, готового положить душу свою за паству. Но особенно отрадное воспоминание о них передается из рода в род и из поколения в поколение между жителями города Самары. По преданию, записанному описателем этого края П.И. Рычковым, святитель Алексий, плывя по Волге в Золотую Орду, останавливался на том месте, где ныне красуется названный город, — а тогда тут был дремучий лес, и в нем спасался один благочестивый отшельник. Путешествующий святитель посетил келию отшельника и, благословляя его за подвижничество, изрек пророчество, подобное тому, какое святой апостол Андрей произнес о Киеве. Он предсказал, что «со временем возникнет город великий, в котором воссияет благочестие, и оный никакому разорению подвержен быть не имеет». Это предание глубоко укоренилось между жителями Самары, и они благоговейно чтут память святителя, по справедливости считая его своим небесным заступником и ходатаем пред Господом.

ПОСЕЩЕНИЕ КИЕВА

Немного отдохнув от трудного пути, бодрый пастырь, простирая заботу свою о пастве, предпринял вновь далекое путешествие в пределы южной России, в дальний Киев, находившийся тогда под властью князей литовских. В числе сопровождавших его епископов был и добродетельный Феодор Тверской, который, тяготясь постоянными раздорами и неустройством тверских князей, отказывался от управления епархией. Святой Алексий советовал ему потерпеть великодушно это неустройство, полагаясь на волю Божию и ожидая от Господа умиротворения несогласных князей; убедив его остаться на своей кафедре, отпустил домой. В Киеве святитель Алексий пробыл около двух лет; во время посещения им подведомственных ему здешних епархий, он подвергся нападению и насилию со стороны слуг Ольгерда, князя Литовского, которые пленили бывших со святителем людей, отняли все бывшее с ним имущество и самого задержали, так что святой едва мог тайно удалиться оттуда. Это было причиной того, что впоследствии святой, за все время своего святительства, ни разу более не бывал в Киеве, хотя Ольгерд и жаловался на него за это Патриарху.

В отсутствие митрополита в Москве скончался 13 ноября 1359 года Великий князь Иоанн Иоаннович, приняв пред кончиной пострижение в иноческий образ. Со смертью этого добродетельного князя Москва, собиравшая Русь в течение 60-ти лет, должна была, казалось, навсегда потерять свое значение. Великокняжеское достоинство, по праву старшинства, исходатайствовал себе в Орде князь Димитрий Константинович, и святитель Алексий, возвратившись в июне 1360-го года из Киева, должен был благословить его в престольном граде Владимире в кафедральном соборе на великое княжение, хотя по духу пророчества и видел будущую надежду России в Москве, и потому к ней более расположен был сердцем. Он не оставил Москвы, хотя Димитрий Константинович и предлагал ему жить во Владимире.

Вскоре, действительно, обстоятельства изменились в пользу Московского князя. В Орде в это время происходили постоянные смуты, и ханы то и дело сменялись. Жестокий Бердибек был убит вместе с советником своим Тавлубием; после них ненадолго воцарился Кульпа, благоприятствовавший христианам и имевший даже двух сыновей, принявших христианство, Иоанна и Михаила. Кульпа с детьми был убит Наврусом; но и его с сыном убил Хидыр, умертвивший и царицу Тайдулу, и многих татарских вельмож; вскоре и этот был умерщвлен сыном своим, воцарившимся только на один месяц: его убил темник Мамай, провозгласивший ханом Абдулу.

Вскоре восстал новый хан Кидилбек, выдававший себя за сына Чанибека, который также многих избил, но и сам был убит. В течение не более четырех лет некогда грозная Кипчакская Орда пришла от этих неурядиц почти в совершенный упадок. В Сарае, между тем, мурзы возвели за престол Мурата. Московские бояре, приезжавшие с юным Димитрием в Орду при хане Хидыре, вместе с прочими князьями, видя бессилие ее, решились искать великое княжение для своего князя в Сарае, у хана Мурата, который и признал Димитрия Иоанновича Великим князем всея Руси, и святитель Алексий имел утешение благословить эту юную отрасль своего крестного отца Калиты на великое княжение в кафедральном соборе во Владимире, а Димитрий Константинович, при содействии Москвы, получил в удел от брата своего Бориса Нижний Новгород.

В этот период времени святитель Алексий посетил Тверь и там совершил святое крещение над дочерью Ольгерда, князя Литовского, внучкой Великого князя Александра Михайловича Тверского, убиенного в Орде. В Тверь Ольгердова дочь пришла из Литвы с бабкой своей Анастасией, вдовой убиенного князя.

ПОСТРОЕНИЕ МОНАСТЫРЕЙ: АНДРОНИКОВА, ЧУДОВА И ДРУГИХ

Успокоившись несколько от внешних неприятностей и тревог, святитель Алексий захотел исполнить обещание, данное им во время волнения на Черном море, бывшего, когда он возвращался из Константинополя. Он пришел однажды в пустынную обитель к преподобному Сергию и, после обычного благословения, во время беседы говорил игумену: «Возлюбленный, хочу попросить у тебя одного благодеяния, в котором не откажи, ради духовной любви твоей ко мне». Смиренный Сергий отвечал: «Ничто в обители нашей не возбранено тебе, владыко». — «Желательно мне, — сказал святитель, — чтобы ты отпустил одного из своих учеников для устроения монастыря, который, при помощи Божией, я намерен создать, во исполнение данного мной обета». И, рассказав о бывшем волнении и о данном обете, присовокупил: «Теперь удобное время исполнить обет, и я намерен устроить общежительный монастырь с церковью во имя Спаса нашего Иисуса Христа, Нерукотворенного Его Образа. Дай мне для этого дела ученика своего Андроника».

Преподобный Сергий с любовью отпустил Андроника, несмотря на то, что ученик этот был ему очень дорог. Митрополит дал Сергиеву монастырю достаточную милостыню, сделал угощение братии и, взяв с собой Андроника, отправился. Он нашел удобное для построения монастыря место в дремучем лесу близ города Москвы, на высоком берегу реки Яузы, там устроил благолепный храм во имя Спаса, украсил его и поставил в нем Нерукотворенный образ, вывезенный им из Царьграда, украшенный золотом. Устроив монастырь, святитель Алексий снабдил его всем необходимым и вручил управление блаженному Андронику. Преподобный Сергий приходил сам посетить ученика и посмотреть устроенные им монастырские здания; он одобрил избранное для этого место, благословил оное и помолился, говоря: «Господи, призри с небесе и виждь, и посети место сие, которое благоволил Ты, чтобы оно устроилось в похвалу святому имени Твоему». Обитель эта благодатью Божией существует и доселе, и по имени первого своего настоятеля, преподобного Андроника, именуется Спасо-Андрониковской.

После этого, некоторое время спустя, святитель Алексий отправился в Нижний Новгород, там построил каменную церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы, и при ней также возобновил общежительный монастырь, который снабдил селами, рыбными ловлями и всякими потребами. Много жертвовал в этот монастырь еще князь нижегородский Борис Константинович, у которого владыка крестил сына Иоанна.

Затем он отправился во Владимир, и здесь повелел устроить общежительную женскую обитель с церковью во имя равноапостольных царей Константина и матери его Елены. И эту обитель святитель снабдил всякими потребами.

В Москве устроена им женская обитель во имя Алексия, Человека Божия, имя которого носил святитель; первой игуменией этой обители была благочестивая старица Иулиания, которую некоторые почитают сестрой святителя.

Но особенное попечение имел угодник Божий о Чудове монастыре, устроенном им по особому откровению от Господа, за двенадцать лет до его преставления, в Кремле, на том месте, где прежде был ханский приезжий двор, и которое, как сказано, пожаловано было святителю царицей Тайдулой, в благодарность за полученное ею исцеление. Эту обитель он украсил святыми иконами, снабдил книгами и драгоценной утварью, даровал ей много сел, домов, озер, людей и вдобавок святое тело свое завещал предать погребению в ней. Братию для нее он призвал тоже из пустынной Лавры преподобного Сергия и из других подведомственных ему более строгих по подвижничеству монастырей, и устроил тут строгое общежитие. Преподобный Иосиф Волоколамский, говоря о русских подвижниках своего времени, пишет: «В Чудовом монастыре блаженный митрополит Алексий поместил старцев честных, которых испросил у святого Сергия, или из иных монастырей, бывших под его рукой, иночески духовно живших, так что многие приходили к ним, старые и юные, и пользовались их духовными советами, и по их наставлению отвергали мирской мятеж». Простирая свою заботу об этом монастыре за пределы своей жизни, он завещал духовному своему сыну, Великому князю Димитрию Иоанновичу, иметь о нем попечение и наблюдать, чтобы ничто из имущества этой обители не было отчуждаемо, но все, принадлежащее ей, охранялось бы под его надзором.

Кроме устроения обителей, святой Алексий употреблял много средств на упокоение нищих и вспомоществование нуждающимся, не только своей родной земли, но и приходящим из дальних стран. Восточные епископы и иноки, приходившие в Москву за помощью, находили здесь радушный прием и богатую милостыню. Так, пришли однажды из Иерусалима два митрополита: Герман Иерусалимский и Марко Синайский, и просили вспомоществования на уплату обременительных долгов, сделанных ими под влиянием тяжкого ига сарацин, которые требовали больших уплат за свободу богослужения. Великий князь Димитрий Иоаннович и блаженный Алексий утешили их, каждого из них снабдили достаточной милостыней и отпустили домой.

УЧАСТИЕ В ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДЕЛАХ

Заботясь постоянно об управлении церковными делами и поставляя всюду по местам епископов и священников, святитель Алексий в то же время был и душой всех государственных дел, так что ни одно из них не совершалось без него. Он примирял между собой ссорящихся князей, непокорных старался подчинить влиянию Великого князя Московского, обязывая их к этому клятвой и крестным целованием; изменявших этой клятве и переходивших на сторону врагов Великого князя и воевавших против него предавали церковному отлучению, как врагов отечества и Церкви, а которые переходили на сторону Великого князя, тех разрешал от обязательств и неразумных клятв, данных ими князю Литовскому. Тот негодовал, писал жалобы на святого к Патриарху, в Константинополь, требуя себе для Литвы другого митрополита; но Патриарх понимал истинное положение дел, знал святость намерений святителя Алексия и мудрое его управление, а потому писал к князьям, подвергшимся отлучению, что и он не разрешит их, пока они не сознают своей вины и не смирятся пред митрополитом. Таким образом, святой Алексий был не только столпом православия Русской Церкви, но и оплотом державы только что возникавшего Московского царства. Плодом его благотворного влияния явилось то единодушие русских князей, которое вскоре после смерти святителя дало возможность Димитрию Иоанновичу смело выступить против грозных сил Мамая и одержать над ними победу.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ МИТРОПОЛИЧЬЕЙ КАФЕДРЫ ПРЕПОДОБНОМУ СЕРГИЮ

Достигнув глубокой старости и чувствуя себя изнемогающим в силах, святитель вознамерился еще при жизни назначить себе преемника. Однажды он призвал к себе преподобного Сергия, игумена Радонежского, и, беседуя с ним, взял свой крест с параманом, украшенный золотом и бисером, и предложил его в дар святому Сергию. Тот со смирением поклонился святителю, говоря: «Прости, владыко святый! От юности я не был златоносцем, а в старости тем более желаю пребывать в нищете». — «Знаю, чадо, что ты это исполнишь, — говорил ему архиерей, — но теперь окажи послушание и прими даруемое тебе мною благословение». И надев на него крест своими руками, святитель потом сказал ему: «Знаешь ли, преподобнейший, зачем я призвал тебя, и что хочу о тебе устроить? Вот я управлял врученной мне Богом Русской митрополией, сколько самому Богу было угодно; теперь же вижу себя приближающимся к исходу, только не знаю дня своей кончины, и желательно мне еще при жизни найти человека, могущего после меня пасти стадо Христово; но о всех недоумеваю: тебя только одного я избрал, как могущего достойно править слово истины. Знаю наверно, что и все тебя желают и требуют. Сначала будешь произведен в сан епископский, а после моего преставления займешь мое место». Услышав это, преподобный Сергий отвечал: «Прости меня, владыко святый! Выше моей меры то, что ты мне предлагаешь. Кто я, грешный и худший всех людей! Прошу тебя, владыко, если не хочешь отогнать от себя моей худости, то не говори более об этом, ни мне, ни другим, потому что никто не может найти во мне согласие на это». Святой Алексий, видя его непреклонность, не стал более говорить ему об этом, опасаясь, чтобы преподобный не удалился куда-либо в глубокую пустыню, и мир не лишился бы такого светильника. Утешив его духовной беседой, он отпустил его с миром в свой монастырь.

Около этого времени (в 1376 г.) прибыл из Константинополя митрополит Киприан, родом серб, муж учительный, весьма сведущий в Писании, а главное — духовный (так говорится о святителе Киприане в Степенной книге, и таким знает его вся Русская Церковь, почитающая его в лике святых), которого Патриарх Филофей поставил на русскую митрополию еще при жизни блаженного Алексия. Причиной этого было настоятельное требование со стороны литовских и галицких князей для своих областей отдельного митрополита, с угрозой, в противном случае, пригласить католическое духовенство. Патриарх, находя себя вынужденным сделать им эту уступку, хотя бы на время, писал об этом святителю Алексию, предлагая на его рассуждение: как поступил бы он сам на его месте? Впрочем, Киприан при жизни святителя Алексия должен был довольствоваться литовскими областями, а по смерти его назначался митрополитом всея России. Мера эта, удовлетворяя настоянию литовских князей, в то же время ограждала Русскую Церковь от разделения, сохраняя ее единство. Не видно, чтобы святой Алексий был против этой меры. Но Великий князь Димитрий Иоаннович остался недоволен назначением Киприана и не принял его, а послал сказать: «У нас есть митрополит Алексий; а ты как дерзнул без нашего согласия ставиться на место живого митрополита?» Киприан принужден был оставаться в Киеве до кончины святителя Алексия, а по кончине его, хотя и не сразу, сделался достойным преемником его престола.

Великий князь, недовольный назначением Киприана, хотел сам подготовить преемника престарелому святителю. В Коломне, его удельном городе, был священник, по прозванию Митяй, видной наружности, человек начитанный и речистый, приятный в беседе и сведущий во внешних делах. По всем этим наружным качествам он очень нравился Великому князю, который и взял его в Москву, назначил своим печатником, а по принятии им, согласно желанию князя, монашества с именем Михаила, определил его архимандритом Спасского монастыря, что на княжеском дворе, и избрал своим духовником. Это было за два года до кончины святителя. Этого-то Митяя готовил Великий князь в преемника святителю Алексию и просил блаженного, как сам лично, так и чрез своих бояр, благословить Митяя после себя на престол. Но митрополит отвечал, что Михаил еще новоначальный инок, и потому легко может попасть в сети врага рода человеческого. Не довольствуясь этим отказом, Димитрий Иоаннович продолжал ходатайствовать за своего любимца и прислал двоюродного брата своего князя Владимира Андреевича с прежней просьбой. Но святой не преклонился и на эту просьбу, а отвечал в духе пророческом: «Если даст ему Бог и Пречистая Богородица и святый вселенский собор, то пусть будет, — а я не вправе благословить его».

После кончины святого этот любимец князя вступил в управление митрополией и дерзнул без посвящения надеть на себя архиерейскую мантию и белый клобук. Он намеревался принять посвящение от русских архиереев, послушных воле Великого князя, без согласия Патриарха, вопреки существовавшему изначально обычаю, чтобы митрополит Всероссийский был поставляем Константинопольским Патриархом. Когда же некоторые ревнители церковных уставов воспротивились затеям Митяя, то он вынужден был отправиться для посвящения в Царьград. Но ему не суждено было видеть эту столицу: гордый и надменный, он угрожал, после возвращения своего, подвергнуть опале противников своих, в числе которых предполагал и преподобного Сергия, которому грозил разорением его обители. Но святой провидел, что угрозы его не сбудутся, и предсказал, говоря: «Михаил, хвалящийся на нас и на святое место сие, не получит желаемого, и Царьграда не увидит, потому что побежден гордостью». Так и случилось: не доезжая до Константинополя, он вдруг заболел и умер на корабле. Вместо него принял посвящение от Патриарха один из сопутствовавших Митяю, архимандрит Пимен. Но Великий князь не принял его, а вызвал из Киева Киприана.

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СВЯТОГО

После многих трудов и великих добродетелей, пробыв 24 года на святительской кафедре, пася стадо Христово апостольски, совершив во славу Божию много знамений и чудес и достигнув честных седин, о которых Великий Василий сказал: «честна седина, постом украшенная», — святой «познал свое отхождение от мира сего». Он пригласил к себе сына своего духовного, Великого князя Димитрия и назидал его в последний раз своей духовной беседой, поучая на благочестие. «Сын мой, — говорил он ему, — вот я отхожу от жития сего, а тебе оставляю милость Божию, мир и благословение, также и сыну твоему, благоверному князю Василию, и всему потомству твоему до века». Он завещал и о теле своем, которое, по великому своему смиренномудрию, не повелел хоронить в церкви, а указал место для этого вне, за алтарем созданной им церкви в честь Чуда архистратига Михаила в Чудовом монастыре, где и проживал он нередко, подвизаясь в посте и молитве. Затем, совершив в последний раз Божественную литургию и причастившись святых Христовых Таин, он помолился о благочестивом Великом князе, обо всех благоверных князьях и боярах, о христолюбивом русском воинстве и обо всех православных христианах. Преподав всем мир и благословение и дав оказавшимся у него последнее целование, сам стал читать молитвы на исход души своей. Еще молитва была в устах его и руки были воздеты к небу, когда святая душа его стала отходить от тела, воздетая на небо, к желаемому Христу. Так преставился великий святитель от временного жития земного в вечность и пришел туда, куда отходят все святые. Это было 12 февраля 1378 года, в пятницу, во время утреннего пения. Всех лет жития его было восемьдесят пять*.

*По другим указаниям, он прожил всего 73 года; но это безразлично, ибо не в числе лет исчитывается мера возраста святых, а в совершенстве их духовной мудрости и святости. Для них седина есть – мудрость, а возраст старости – житие нескверное (Премудр. Сол. 4, 8:9).

Услышали о преставлении святого князья и вельможи, епископы и иноки, стеклись отовсюду, из разных сторон; все рыдали о лишении своем доброго пастыря и учителя. Пришел и Великий князь с детьми и двоюродным братом своим, и увидели, что лицо блаженного светится необычайным светом и нисколько не похоже на то, какое обыкновенно бывает у мертвых. Великий князь, вспомнив завещание святого о теле своем, чтобы не хоронить его в церкви, удивлялся его глубокому смирению и советовался об этом с епископами. Все рассудили о Господе, что не должно честное и святое тело его хоронить вне церкви, а следует положить его внутри. Так и сделали. Одели тело его как следовало и на одре понесли с надгробным пением в созданный им храм Чуда архистратига Михаила в Чудовом монастыре и там, в приделе Благовещения Пресвятой Богородицы, предали погребению с подобающим песнопением. Великий князь своими руками опускал в могилу драгоценные останки своего любимого пастыря, отца и учителя. Епископы и пресвитеры, чувствуя свое сиротство, проливали обильные слезы о лишении такого первосвятителя. Народ оплакивал своего благодетеля и наставника, взывая: «Увы, какого наставника душам нашим и крепкого всегда поборника и промысленника мы лишились! О, святый отче Божий, ты, питавший нас всегда негиблющей пищей, не забудь и ныне рабов твоих и помяни нас во святых своих молитвах, как имеющий великое дерзновение пред Богом!»

ОБ ОБРЕТЕНИИ МОЩЕЙ СВЯТОГО И ДВУКРАТНОМ ПЕРЕНЕСЕНИИ ИХ

Когда благоволил Господь прославить угодника своего, святителя Алексия, чтобы не оставались под спудом и в неизвестности многоцелебные его мощи, но чтобы верные могли притекать к ним и получать от них пользу душевную и телесную, было о них такое промышление от Бога. В дни благочестивого Великого князя Василия Васильевича Темного, спустя 60 лет по преставлении святого, когда престол российской митрополии украшал благочестивый архипастырь Фотий, случилось так, что по особому некоторому таинственному промыслу, во время Божественной литургии обвалился от ветхости деревянный свод церкви Чуда архистратига Михаила, созданной самим святителем Алексием. При этом смотрением Божиим не только все бывшие в церкви остались невредимы, но и святые иконы все остались целы и даже прах не коснулся их. Великий князь повелел соорудить новую каменную церковь вместо деревянной и когда начали копать рвы для основания, то нашли мощи святителя Алексия совершенно невредимыми, и даже риз святого не коснулось тление.

Лишь только стало известно об обретении мощей святого, стеклось множество народа, пришел Великий князь, и все князья и вельможи собрались на это чудо. Митрополит Фотий с епископами и прочим духовенством начал совершать молебное пение, воздавая хвалы Богу и угоднику его, святому Алексию. Великий князь усердно благодарил Господа за явление такой благодати в его время, и все с благоговением прикладывались к святым мощам. После этого приложена была особенная забота о сооружении церкви, которая вскоре и была устроена трехэтажная, хотя и поменьше прежней, но также с приделом Благовещения Пресвятой Богородицы с правой стороны. Когда новая церковь была окончена, в нее внесли мощи святителя Алексия с подобающим песнопением и поставили на правой стороне, в Благовещенском приделе. Все, приходящие с верой, получали от них различные исцеления, из которых одни известны, а другие остались в неизвестности и ведомы единому Богу. С тех пор установлено было празднование памяти святителя Алексия в день кончины его — 12-го февраля (по старому стилю — прим. ред.). Блаженный Питирим, впоследствии епископ Пермский и мученик, а в то время еще архимандрит, первый написал краткое житие святителя и украсил память его каноном. Когда же в первый раз пропели этот канон в Чудовом монастыре, сам святитель явился во сне одному из иеромонахов этой обители и благодарил за это, обещая, что и впредь обитель не оскудеет.

Много лет спустя, уже при Великом князе Иоанне Васильевиче и митрополите Геронтии, был в Чудовом монастыре настоятелем архимандрит Геннадий (с 1473 по 1485 г.), человек очень благорассудительный и сведущий в Святом Писании. Имея великую веру к святому чудотворцу Алексию, он по тайному вдохновению от Бога вознамерился построить в Чудове монастыре храм во имя самого святителя Алексия, что и исполнил за молитвы святого: он заложил каменную церковь, с обширной трапезой при ней и многими палатами вверху и внизу, для помещения братии. По окончании этой церкви в нее перенесены были мощи святителя Алексия из прежнего храма Чуда архистратига Михаила с большим торжеством.

Второе торжественное перенесение честных его мощей совершилось 20-го мая 1686 года, при царях Иоанне и Петре Алексеевичах и Патриархе Всероссийском Иоакиме. Когда прежняя церковь, устроенная Геннадием, спустя двести лет пришла в ветхость, то бывший тогда настоятель Чудова монастыря архимандрит Адриан (впоследствии митрополит Казанский, а потом Патриарх Всероссийский) устроил новые две церкви; обе рядом, под одной кровлей: одну во имя святителя Алексия, а другую во имя Благовещения Пресвятой Богородицы (вместо бывшего придела при Архангельской церкви, потом упраздненного). К обеим церквам пристроены были большие притворы или трапезы для помещения народа; входы же были сделаны снаружи, особый для мужчин — в Алексеевский храм, и особый для женщин — в Благовещенский, ради благочинного предстояния, чтобы приходящие на поклонение честным мощам мужчины и женщины благоговейно предстояли, каждый пол отдельно.

Для братии внутри того же здания устроена отдельная церковь во имя св. апостола Андрея Первозванного, дабы им можно было отдельно от приходящих слушать все церковные службы, особенно зимой. Далее с западной стороны была устроена братская трапеза, для вкушения пищи, и сделаны отдельные входы для братии в церкви и в трапезу изнутри монастыря, чтобы монашествующие отнюдь не сталкивались с мирянами, а внимали бы единому Богу и пеклись только о своем спасении. Такое устройство давало возможность иметь монастырские врата всегда затворенными, согласно преданию святых отцов и по чину монастырскому, чтобы не было безвременного входа в монастырь мирским, и сами монашествующее, пребывая в безмолвии, не выходили бы без времени за монастырские врата.

Когда церкви были окончены, в них перенесены были многоцелебные мощи святителя Алексия и поставлены в середине под аркой, разделяющей обе церкви. Сами цари, Иоанн и Петр, с ближайшими сановниками несли раку со святыми мощами на себе, в присутствии всего синклита, Патриарха и всего освященного собора, при многолюдном стечении народа. Святейший Патриарх сам освящал церковь святителя Алексия и совершил в ней первую Божественную литургию.

Память свт. Алексия 25 февраля и 2 июня

Текст сайта Комиссии по канонизации Нижегородской епархии