— Александр Владимирович, какие события прошедшего года были наиболее значимы для вас, прошли через вашу душу и сердце?
— Конечно, неизгладимый след в памяти оставил переезд из Петербурга в Башкирию и потом из Башкирии в Нижний Новгород.
— Почему?
— Потому что такие события не часто происходят, тем более два раза за год. Когда живешь всю жизнь в столицах, я имею в виду Петербург и Москву, складывается стереотип, что есть два города, а все остальное – это провинция. Понятно, что там что-то происходит, но стоит ли этому придавать значение?
И первое время находишься в полушоковом состоянии, потому что оказываешься вырванным из привычной среды. Но постепенно начинаешь понимать, насколько велика и богата наша страна. И начинаешь, пусть это пафосно звучит, по-другому ее чувствовать и ощущать. Это и произошло со мной. И я благодарен судьбе, что все так вышло.
— Что же изменилось после того, как Вы из Питера приехали в Башкортостан?
— В Башкортостане я начал замечать, что многое из того, что, казалось бы, должно быть здесь далеким от столичных образцов – оказывается на довольно высоком уровне. И это еще только середина России, до Урала! А дальше еще огромная территория, огромная духовная энергетика. Начинаешь чувствовать себя будто в центре Вселенной. Это было необычное ощущение.
В Нижнем Новгороде, где очень много славных традиций, я уже посетил святыни Нижегородской земли. С краткими поездками объехал практически весь округ: везде есть традиции, в первую очередь, нравственные.
— А что такое нравственность с вашей точки зрения? Вот Вы приехали в Пензу на два дня, или в Пермь… Я понимаю, общий уровень культуры, но как можно сразу увидеть нравственные традиции?
— Как сказано: светильник для тела – есть око.
— Мы говорим о людях, которые дорожат своей историей, своей духовностью, элементарными человеческими ценностями. Согласитесь, у человека все видно по глазам: нравственный ты или безнравственный. Видно по музеям, по картинным галереям…
Практически во всех регионах мы встречались с представителями общественности – политических партий, бизнеса, и в том числе с представителями традиционных конфессий. Большинство относятся к числу людей современных, и в то же время ощущающих свою связь с традицией и готовых эту традицию обустраивать и продолжать.
Это вселяет определенную уверенность, потому что экономическое развитие регионов очень не равнозначно. Более того, в некоторых регионах существуют парадоксы, когда на протяжении ряда лет наблюдается определенный экономический рост, год от года увеличивается доходная часть бюджета, а качество жизни людей ужасающе низкое. Образуется разрыв. Если смотреть и обращать внимание только на это, то можно и удручиться. Но если смотреть на нравственные силы народа, то это вселяет определенный оптимизм и уверенность в завтрашнем дне.
Во время поездок по регионам я встретился практически со всеми правящими архиереями, получил благословление на дальнейшие труды. Просил их молиться о нас грешных и о наших делах, о региональных властях, потому что без этого, конечно, тяжело.
— Как вы почувствовали: между владыкой и губернатором и правительством в регионах есть понимание?
— Я бы так сказал: сейчас происходит момент установления сугубо персональной, личностной приязни между конкретными людьми… Это важно, потому что задает определенный вектор движения в ту или другую сторону. Где-то человек более симпатизирует Церкви в целом, и, соответственно, правящему архиерею, где-то менее. У кого-то больше возможностей помогать в восстановлении храмов, в организации епархиальной жизни, у кого-то меньше. Но мне кажется, что все эти процессы проходят в общем русле, когда утраченной оказалась традиция соработничества государства и Церкви. Из-за этого сохраняется и взаимное недоверие, и взаимное недопонимание.
Дело в том, что большинство губернаторов, которые сейчас начинают активно воцерковляться, имеют коммунистическое прошлое, прошлое в бизнесе.
— Церковь их не очень активно принимает, или принимает, но не как искренних людей?
— Церковь, как раз, может быть, и готова их принимать. Но происходит не то чтобы недоверие, а утрата традиций, опыта.
Я прекрасно понимаю, например, приходского отца или того же правящего архиерея, к которому приходит человек и предлагает деньги на строительство храма или обустройство обители.
Представьте ситуацию: священнослужителю с 30-40—летним стажем, которого всю жизнь гоняли и объявляли врагом «всего светлого и прогрессивного», вдруг что-то предлагают.
Ему довольно тяжело отличить ситуацию, когда действительно достойный и порядочный человек хочет помочь Церкви, от ситуации, когда человек хочет каким-то образом отмыть деньги, или готов отдать на восстановление церквей часть огромных украденных сумм.
Все это довольно сложные вопросы, и я не берусь вникать, насколько допустимо с точки зрения Церкви принимать такие пожертвования — может быть, их и надо принимать, потому что нельзя запрещать человеку каяться, что-то исправлять в своей жизни…
Сейчас не все просто во взаимоотношениях Церкви и государства. Церковь часто оказывается неподготовленной к существованию в новых условиях.
— Под условиями вы имеете в виду возможность развиваться?
— Не только. Понятно, что в Церкви есть мистическая (от слова «таинство» — ред.) составляющая, есть церковно-приходская дисциплина, которая строится в рамках церковного предания, и все это сосуществует с отношениями, которые подпадают под действие гражданского кодекса, налогового, бюджетного и т.д., то есть регулируются общегражданским законодательством. Здесь и начинаются различные казусы с защитой трудовых прав людей, которые какое-то время пребывали в Церкви, проблемы с землей, проблемы с фиксацией прав на движимое и недвижимое имущество…
Сейчас нужно объективно признать, что был огромный период, когда Церковь существовала в полукатакомбном формате. И самое главное, во всем мире – и в России, произошло колоссальное и тотальное расцерковление. Соответственно сейчас Церковь должна быть другой.
— Реально ли ей помочь, или она должна сама внутренне созреть до этого?
— Я думаю, что это процесс двусторонний. Наверное, было бы неправильно сидеть и ждать, когда принесут на блюде, допустим, православие, самодержавие, народность. К сожалению, мне кажется, что такие настроения есть в Церкви. В то же время государству совершенно непозволительно считать, что все это – дело сугубо церковное, и пусть она сама отвоевывает свои позиции.
Кроме того, нужно понимать, что сейчас есть объективное несоответствие возможностей Русской Православной Церкви и, например, западных миссий, которые на протяжении последних лет пытаются активно работать в России. Понятно, что у них довольно хорошие финансовые условия, иначе бы они не получали земельные участки, огромные здания во временное пользование или даже в собственность. Поэтому нужно защищать свои традиционные конфессии. Нужна поддержка. Но при этом, все должно происходить с учетом новых реалий времени.
Сейчас Церковь находится в какой-то степени в положении апостольских времен, когда нужно к разным категориям людей, которые оказались оторванными от Церкви и которые, по сути, во многом язычники, хотя и крещены, обратиться на их языке. Увлечь их, показать им, что Церковь – это не просто какая-то схоластика, а живое и жизнеспособное, очень интересное дело, которое может совершенно преобразить твою жизнь, чем бы ты ни занимался, наполнить ее новым смыслом и дать новый импульс для ее развития. Здесь должна быть, как сейчас выражается властная элита, «улица с двусторонним движением».
— Есть такое мнение, что Православная Церковь делает много полезного, но при этом занимает определенную нишу, и в этой нише должна оставаться. Есть храмовая ограда и за ее пределы Церковь не должна выходить, соответственно не может ни к власти обращаться, ни просвещением заниматься. Как вы относитесь к стремлению загнать Церковь в эту нишу?
— Мне кажется, что это как раз-таки одно из обременительных наследий того времени, когда была напрочь разрушена традиция соработничества Церкви и государства. Естественно, что в одночасье все не может поменяться. Вспомните, пять лет назад само появление человека в рясе на общественном мероприятии вызывало недоумение, изумление. Наверное, и сейчас нельзя еще сказать, что это воспринимается абсолютно органично, но к этому как-то привыкли. Без владыки на официальном мероприятии вроде бы уже и как-то неправильно. Освящение новопостроенного объекта – корабля или памятника – стало традицией. Но говорить о том, что все это органично происходит и воспринимается людьми как некая реальность, без которой действительно нельзя, пока не приходится.
— Каким образом все-таки Церковь должна участвовать в обустройстве социальной жизни, и как преодолеть давление, которое продолжает оказываться на Церковь?
— Откройте Основы социальной концепции РПЦ, там все написано. Роль Церкви в социальной сфере трудно переоценить.
Мне кажется, что сейчас одна из первоочередных задач — это восстановление социальной ткани, традиции обустройства локального общежития в больших и маленьких группах на определенных локальных территориях. Как раз то, что охватывается муниципальной реформой. У нас когда-то была община, потом пытались обустраивать земство – не довели до конца это начинание, затем были советы народных депутатов, где традиции общинности были искажены, но все таки сохранились.
Так началась традиция отчужденности, отстраненности людей, реально проживающих на земле, от тех, кто обустраивает жизненные процессы на этой территории. Сейчас муниципальная реформа как бы спускается государством сверху.
— Какой сейчас может быть форма участия, и какое отношение это в принципе имеет к Православной Церкви?
— Форма сейчас как раз есть – муниципальное местное самоуправление. Это сделано для того, чтобы люди, которые проживают на определенной территории, реально участвовали в управлении своими делами. Чтобы эта структура наполнилась реальной составляющей, должна возродиться социальная ткань.
Формы могут быть самые разные – товарищество собственников жилья, общественная организация ветеранов, инвалидов, молодежи, военно-патриотический клуб, и в том числе православный приход. Он также может быть одним из звеньев, которые цементируют эту локальную территорию.
Причем, по-моему, сейчас прошел первый этап восстановления церковной инфраструктуры. Много храмов возвращено, и вокруг них начинают группироваться люди. Но, думаю, что не ошибусь, если скажу, что приходская жизнь еще не везде восстановлена в том прежнем надлежащем формате. Есть группы людей, которые более-менее регулярно посещают храм, но сказать, что все они активно участвуют в приходской жизни, пока нельзя.
Более того, мне кажется, что есть такое нехорошее явление – не сказать, что антагонизм, но некое противопоставление людей, которые активно участвуют в жизни прихода, скажем, человек двадцать, и всех остальных. Возникает своего рода кастовая система в современном исполнении: вот мы здесь на приходе трудимся, работаем, спасаемся, а вы, все остальные, приходите сюда раз в неделю молиться. Мне кажется, что есть такое противопоставление. Нет еще семьи как таковой, как это было в первые века христианства, или, скажем, в относительно недавнем прошлом.
Когда вокруг восстановленного храма будет вырастать именно социальная инфраструктура – православная гимназия, православная библиотека, православная клиника, богадельня, какой-то приют, детский семейный дом, и когда все это будет вокруг каждого храма, вокруг каждого прихода, тогда постепенно роль Церкви будет видна именно в повседневной жизни, в обустройстве социального бытия.
Здесь, конечно, очень многое зависит и от государства, которое может предоставить организационное содействие, а по возможности выделить и бюджетные средства, хотя эта возможность пока ограничена…
Какие еще есть варианты? У нас испокон веков (не только у нас, но и за границей) в значительной степени и образование, и культура, и религия существовали за счет меценатов, благотворителей. Мне кажется, что сейчас наш бизнес также понемногу приходит в себя и начинает понимать социальную ответственность. Некоторое время назад они тратили деньги на замки и яхты, объездили весь мир. Сейчас им становится скучно. Они начинают искать другие пути вложения средств: душа-то у них все-таки русская. Я думаю, что через какое-то время они будут тратить деньги и на школы, и на искусство, и в том числе на приходскую жизнь. Да некоторые, собственно, уже начали.
— Александр Владимирович, как эта концепция вписывается во взаимоотношения с другими конфессиями?
— Я думаю, что нормально вписывается. Мне кажется, что здесь должен быть рассудительный подход. При выделении бюджетных средств как один из вариантов, ориентируясь на данные, полученные в ходе переписи населения.
Что касается частных пожертвований, то здесь вообще нет никаких ограничений: хочешь мусульманам жертвуй, хочешь православным. Сейчас, кстати, много жертвуется нашим мусульманам, в том числе поступает очень серьезная помощь из Саудовской Аравии, из других мусульманских стран. Более того, сейчас, встречаясь с муфтиями, с мусульманами, я понял, что многие проблемы идут от недопонимания, и собственно от нежелания понимать друг друга.
— Между кем и кем?
— Между православными и мусульманами.
Объективная сложность еще и в том, что мусульманская конфессия не имеет единой юрисдикции, как Русская Православная Церковь. У мусульман сейчас достаточно много различных лидеров, которые претендуют на первенство. Отсюда среди мусульман сильны внутри-конфессиональные противоречия.
Что касается морально-нравственного отношения, то я, честно говоря, не знаю, в чем здесь проблема, если речь идет о традиционных конфессиях, находящихся в пределах своих канонических территорий или приходов, которые существовали изначально или которые объективно нужны. Есть группа, община, которая принадлежит к традиционному исламу и хочет иметь мечеть — на здоровье, пожалуйста. То есть здесь какого-то морально-нравственного противоречия быть не может. Люди по-настоящему верующие всегда найдут общий язык.
— Если Церковь отделена от государства, как мы можем говорить о формировании социальной ткани через органы местного самоуправления? Неужели со временем, к выборам по партийным спискам добавится еще конфессиональная принадлежность?
— Если в муниципальном совете сидят нормальные, вменяемые люди, они смогут находить общий язык и взаимодействовать и с православными приходами, и с мусульманскими – со всеми, кто действует в рамках нормальной традиции, несет пользу в обустройстве социальной ткани. Мне кажется, что здесь никаких проблем быть не должно. А если возникает вопрос о том, что нужно какое-то представительство именно в государственных органах власти, то мне кажется, что это недоработка на локальном уровне. Люди считают, что они не реализовали себя, они не видят своего участия элементарно в обустройстве этого базового уровня жизни. Им кажется, что для этого нужно поменять герб или ввести должность сугубо мусульманского вице-премьера, верховного муфтия и т.д. Хотя, наверное, нельзя отрицать, что в этом есть аспект сугубо политический, но пока, мне кажется, он не выглядит угрожающим, его можно умиротворять, уврачевывать.
— Александр Владимирович, вопрос, который не могу не задать. Вы уже познакомились со вверенной вам территорией. Наверное, уже наметили какие-то шаги, какие-то действия. Какие направления движения, вектора развития вы сейчас для себя определяете? Какой ряд задач перед собой ставите?
— Несколько задач обозначены Президентом в качестве приоритетных национальных проектов – четыре чисто государственных (доступное жилье, развитие здравоохранения, образовани и сельского хозяйства) и один корпоративный – по газификации. Большое внимание будет уделяться трансляции этих программ с федерального уровня, с уровня министерств — на региональный, чтобы на местах эти программы не буксовали. В рамках этих национальных проектов и другие задачи должны будут решаться, в том числе начатые при Сергее Владиленовиче Кириенко. Это такие гуманитарные проекты, как «Ильинская слобода», «Культурная столица», «Нижний Новгород – столица округа».
Я опять-таки убежден в том, что эти проекты не смогут по-настоящему реализоваться, если они не обрастут дополнительной социальной и экономической инфраструктурой.
Сопоставимая или смежная с этой задачей – это задача обеспечения контроля за расходованием бюджетных денежных средств, и в целом за обеспечением законности в пределах той компетенции, которая есть у аппарата представителя Президента.
В числе прочих задач – оптимизация межконфессионального, межнационального взаимодействия, потому что, вы знаете, округ уникален: здесь более 100 народов и этнических групп, много религий. Как я составил для себя представление, еще находясь в Башкирии, здесь есть компактное проживание марийцев, удмуртов – это, наверное, крупнейший в России центр локального проживания язычников. Если я правильно понимаю, на севере их мало, и люди там, к сожалению, деградировали, а вот здесь живут действительно большие по численности, но компактные этнические группы, которые осознают свою связь с традициями язычества, и при наличии политической подоплеки готовы активно продвигать это в жизнь. В принципе это тоже довольно интересный момент, который нужно учитывать.
Но в принципе, то, что я называю в качестве задачи – это содействие в обустройстве социальной ткани в рамках муниципальной реформы. Я думаю, что всем сообща необходимо продвигать это. Для начала я думаю этого достаточно.
— Не просто достаточно. Я думаю, это программа вам лет на пять как минимум…
— Если в 55 управимся — то хорошо бы…
— Спасибо.
Беседовали
Ольга Бредникова
священник Андрей Милкин
При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской епархии обязательна.