Обучение в стенах этого замечательного учебного заведения запомнилось мне на всю жизнь. В те годы материальная база НДС по сравнению с сегодняшним днем была более чем скромной, но ее с избытком восполняли ревность веры, желание преподавателей и учеников учить и учиться. Среди студентов царил особый дух набожности, желания служить Богу и Церкви. Например, после ужина и вечернего правила большинство ребят шли в храм во имя Преподобного Сергия Радонежского, где кроме молитвы на службе творили еще и двести поклонов. Чтобы не отрываться от этого благочестивого настроения, я на втором курсе обучения даже переселился в кельи Благовещенской обители, где тогда жили семинаристы, несмотря на то что имел квартиру в Нижнем Новгороде.
— Отец Димитрий, что послужило причиной того, что вы решили стать диаконом?
— Сам внешний ход богослужения во многом зависит от диакона, который постоянно действует на виду у верующих. От его дикции, силы голоса, манеры исполнения во многом зависит красота службы. И мое внимание в храме, как человека с музыкальными способностями, конечно, сразу же привлекла диаконская фигура. Уже на первом году учебы в НДС я стал представлять себя именно в этом священном сане, примеривать к нему свои способности. Особое впечатление на меня произвело служение отца Александра Мякинина, бывшего тогда диаконом и инспектором училища, а ныне протоирея и проректора по учебной работе семинарии. Он стал для меня примером нравственного, духовного и профессионального соответствия званию священнослужителя.
И все же решающее событие, которое утвердило меня в желании быть диаконом,— это случившаяся однажды под Рождество встреча с ныне покойным митрополитом Николаем (Кутеповым). Я с группой студентов отправился с поздравлениями в резиденцию митрополита. Там пропели колядки и поздравили Владыку. Выслушав нас, он почему-то посмотрел на меня и, вздохнув, сказал как бы между прочим: «Нет у нас протодиакона… а тут такой бас поет». Несколько дней спустя я узнал, что митрополит Николай написал письмо известному хормейстеру Льву Константиновичу Сивухину, с просьбой провести несколько занятий со мной, на что тот дал согласие. Оглядываясь назад, я думаю, что после этого мое посвящение в диаконский сан было только вопросом времени.
Все дальнейшие события, так или иначе касающиеся моего рукоположения, были связаны с Казанской иконой Божией Матери, и я нахожу в этом несомненное участие Божьего Промысла в моей судьбе. Именно в день празднования этого прославленного образа, 4 ноября, митрополит Николай взял меня с собой на службу в село Рожново, где я познакомился со своей будущей супругой, дочерью священника. Уже на следующий летний праздник Казанской иконы Богоматери, 21 июля, мы венчались, а еще через полгода, опять же 4 ноября, митрополит Николай рукоположил меня в сан диакона.
— Как вам служилось при митрополите Николае?
— Мое служение в чине диакона при владыке Николае проходило в Спасском кафедральном соборе и Спасо-Преображенской церкви Нижнего Новгорода в Карповке. Настоятель последней, отец Николай Быков, как правило, сопровождал Владыку в его поездках по
городам и весям епархии, что дало мне замечательную возможность принимать участие в архиерейских богослужениях. Я был усерден в учении и, быстро усвоив этот вид службы, стал вторым диаконом при митрополите.
В 2005 году к празднику Рождества Христова владыка Георгий наградил меня и диакона Андрея Железнякова титулом протодиакона, тем самым официально закрепив за нами статус архиерейских сослужителей.
— И что изменилось в вашем служении?
— Естественно, протодиаконские обязанности значительно сложнее диаконских. Наш народ традиционно любит в архиерейской службе особую торжественность и величавость — все то, что преимущественно отражает идею Церкви как Царствия Божия на земле. И большая часть ответственности за порядок, отлаженность архиерейской службы лежит на протодиаконе: он должен согласовать ее детали с хором, чтецами, иподиаконами и священниками. Кроме того, протодиакон несет функцию не только организаторскую, но и исполнительскую, причем требования к его вокальным данным много выше, чем у диакона. Понятно, что и усиленная работа над голосом входит в обязанности протодиакона.
— Что вы можете сказать о современном состоянии церковного пения в России?
— Надо отметить, что уровень церковного пения как в Нижегородской епархии, так и по всему нашему Отечеству значительно возрос. Это связано, прежде всего, с тем, что еще десять лет назад хоры в храмах состояли в основном из людей преклонного возраста. Но теперь, с притоком молодежи — особенно из духовных школ и государственных консерваторий, — пению возвращается прежнее, дореволюционное качество звучания, растет мастерство певцов.
Сегодня наблюдается замечательная тенденция — возрождение знаменного распева, в сравнении с духовной глубиной которого партесное пение, повсеместно распространенное в российских храмах, проигрывает. И все же, на мой взгляд, нельзя согласиться с существующим мнением, что знаменный распев должен целиком вытеснить собой многоголосие. Знаменное пение лучшим образом соответствует атмосфере молитвенного уединения, индивидуального общения человека с Богом и более всего подходит для ранней литургии и монастырских служб. Но когда в храме совершается особо торжественное богослужение, пышность и великолепие партесного пения будет уместно подчеркивать.
— Отец Димитрий, при вашем солидном опыте и богатых познаниях в литургике нет ли у вас желания взойти на более высокую ступень — стать священником?
— Любой человек должен приносить максимальную пользу на своем месте, занимаясь тем, к чему он призван. Я полагаю, что мое теперешнее положение наиболее полно отвечает имеющимся у меня способностям. Кроме того, каждое служение в Церкви почтенно и благословлено Богом. Что касается диакона, то без его зычного голоса да колокольного звона русский человек не может представить себе большую праздничную церковную службу. И это лучшее свидетельство той любви и уважения, которыми пользуется в обществе диакон.
Беседовал Григорий Валкин
При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской епархии обязательна.