Юрий Фокин: «Церковь — это одна из опор российской государственности»

10:37, 25 апреля 2012

Юрий Фокин — человек удивительной судьбы. Российский дипломат, горьковчанин, который 50 лет прослужил в различных дипломатических структурах: в представительстве СССР при ООН, МИД СССР и РФ, а также послом на Кипре, в Норвегии и Великобритании.
Закончив с отличием МГИМО, Юрий Евгеньевич почти сразу же был направлен в Нью-Йорк, в представительство Советского Союза при ООН. Это был один из важнейших пунктов международной политики, где шла подчас непримиримая борьба между представителями двух лагерей — капиталистического и социалистического — и где, по сути, вершились судьбы мира. Так с самого начала дипломатической карьеры молодой человек набирался уникального опыта профессиональной деятельности.
Будучи профессионалом высочайшего класса, не раз с успехом отстаивавшим интересы Родины и имевшим блестящую репутацию среди российских и зарубежных коллег, Юрий Фокин на протяжении всей своей деятельности поддерживал доброжелательные отношения с русскими людьми, волею судеб оказавшимися за пределами исторической России. Среди этих людей было немало представителей Русской Православной Церкви, как Московского Патриархата, так и Зарубежной. Также Юрий Евгеньевич имел активное и часто дружеское общение с представителями Православных Церквей тех стран, где ему пришлось служить послом. Эти контакты всегда приносили пользу обеим сторонам. За особые заслуги в деле церковно-государственного диалога ему был вручен Орден преподобного Сергия Радонежского II степени Русской Православной Церкви.

— Юрий Евгеньевич, как получилось, что среди тех людей, с кем вам пришлось общаться за границей по долгу службы и по зову сердца, оказалось немало православных священников и мирян?
— Где бы мне ни приходилось работать, начиная с представительства СССР при ООН в 1960 — 1965 годы, я всегда уделял внимание нашим священникам. В Нью-Йорке на пересечении 87-й улицы и Мэдисон-авеню есть православный храм в честь святителя Николая Чудотворца, который является главным собором Патриарших приходов в США (Русской Православной Церкви). Во время моего пребывания в Нью-Йорке я установил тесные отношения с тогдашним настоятелем этого храма протоиереем Аркадием Тыщуком. Он с энтузиазмом пошел на контакт с нами и начал посещать наше представительство, а также приглашать нас на богослужения в Никольский храм и другие церковные мероприятия. Для него не имело значения, верующим был тот или иной сотрудник российского представительства или нет, это был каждый раз серьезный жест уважения к своим землякам. Что касается меня, то я с младых ногтей, как говорится, исходил из того, что Церковь — это одна из опор российской государственности и от отношений между Церковью и властью зависит многое, в том числе в деле укрепления этой самой государственности. Поэтому я, где бы ни работал, во всех странах и весях старался наладить добрые отношения с православными русскими людьми, и не только русскими.

— С кем из православных иностранцев вам довелось быть знакомым?
— Особо тесные отношения у меня сложились с представителями Кипрской Православной Церкви, во время работы послом СССР на Кипре я сдружился с архиепископом Хризостомом I. Надо сказать, что эта дружба открыла мне много дверей в различные слои кипрского общества, в том числе такие, которые считались крайне правыми. Когда правые видели, что мы чуть ли не обнимаемся с архиепископом, то восклицали: «И это советский посол?!» А про себя думали: «Значит, то, что нам говорят об отношении советской власти к Церкви, не совсем правильно». Мы осуществили много совместных проектов на Кипре, в том числе выпустили книгу о российско-кипрских церковных связях с давних времен. Ее подготовкой занимался священник, который работал в Кении, но периодически приезжал в Никосию, где мы с ним и познакомились, и я начал передавать ему некоторые материалы, касающиеся этих связей, особенно современных. Киприоты в проявлении своего уважения ко мне дошли до того, что в эту книгу поместили мою речь при вручении верительных грамот. И хотя я высказывался против этого, они с категоричностью мне ответили: «Нет, мы так решили».

— Как складывался ваш диалог с представителями Церкви в Норвегии, где вы также некоторое время служили послом РФ?
— В Норвегии первоначально не было официального представительства Русской Православной Церкви, церковная община только складывалась. И тогде я договорился с находившимся там представительством Сербской Православной Церкви о том, чтобы они разрешили нашим верующим, которые постепенно начали прибывать в Норвегию, раз в неделю пользоваться помещением в их молельном доме, и мы спокойно все это осуществили. И там же в Норвегии, а точнее на архипелаге Шпицберген, когда верующие из числа тех, кто работал на наших шахтах, изъявили желание создать храм, я им помог в том, что от меня требовалось: в получении разрешений и т.д. Хотя, конечно, я выступал в этом деле скорее неофициально, чем официально. Кроме этого, я попросил, чтобы из Хельсинки в Осло начали раз в месяц направлять батюшку, чтобы окормлять местных верующих, что и было сделано.

— Вы также были послом РФ в Англии. Какие события и встречи с церковным сообществом запомнились вам более всего?
— В Англии мне довелось общаться с представителями разных христианских конфессий. Если говорить о православных, то у меня были прекрасные отношения с митрополитом Сурожским Антонием (Блюмом), который возглавлял нашу Церковь в Лондоне. Интересно, что, когда я позвонил ему первый раз и спросил: «Нельзя ли мне к вам наведаться?», он минуту молчал, немного даже был поражен таким вопросом. Но в конце концов мы с ним сильно подружились. И когда он почувствовал, что старость его одолевает и нужно решать вопрос о его церковном преемнике, то пришел ко мне советоваться о том, кого из двух претендентов выбрать. Дело в том, что один из них был православный американец, который давно работал в нашей Церкви в Лондоне, а второй — русский. А я как раз должен был тогда ехать в Москву и по приезде попросился на прием к Святейшему Патриарху Алексию. Рассказал ему об этой ситуации, и он мне ответил: «Я знаю об этом. А что вы владыке Антонию на это сказали?» Я уточнил, что владыка обращался ко мне лично, и сказал, что выбор должен делать сам владыка, но считаю, что верующие охотнее будут откликаться на нормальный русский язык, чем на язык американца, который неплохо говорит по-русски, но все-таки с акцентом. Святейший со мной согласился.

— С кем из неправославных вам довелось общаться в Англии?
— Я поддерживал отношения с представителями Католической церкви в Лондоне и Протестантской церкви в Шотландии. Кстати, знаете, как называется глава Шотландской церкви? Коммуникатор! Это человек, который выступает в качестве посредника между паствой и Господом Богом. Тот коммуникатор, с которым мы общались, оказался человеком с хорошим чувством юмора, поэтому у нас не было проблем в дружеском общении. И каждый раз, когда я приезжал в Шотландию с разными целями, то обязательно к нему заходил, рассказывал пару анекдотов, и он в ответ громко хохотал. Женщины, которые у него служили в качестве секретарей, каждый раз смотрели на меня с большим изумлением, когда я уходил, а он продолжал хохотать.

— Можно ли сказать, что контакты, которые вы осуществляли в те годы с религиозными организациями, работали и на имидж Советского Союза, поэтому руководство в Москве их не порицало?
— Конечно, а за что же порицать? Ведь эти контакты приносили положительные результаты и в диалоге, не имеющем прямое отношение к религиозным организациям. Очень показательным в этом плане оказалось общение с кипрским архиепископом. Я завел такую практику в отношениях с ним, которой не было до меня: приходил к владыке с информацией, которую мы получали о положении киприотов на Северном Кипре, оккупированном турками, что для церковного и светского руководства Кипра было очень важно. Однажды у нас случился казус, имевший резонанс в кипрском обществе. В Никосию приехала певческая группа из Болгарии. Меня пригласил на это мероприятие болгарский посол, с которым мы были в друзьях. Архиепископ, увидев меня на  концерте болгарского коллектива, был очень доволен. Но в зале многие из присутствующих испытали шок: люди пришли послушать церковные песнопения, а увидели на концерте советского посла! Болгарский посол сидел справа от архиепископа, я — слева, и слышал, как по залу прошел шелест изумления. Но благодаря таким взаимоотношениям не только для меня открылись многие двери, но и, как это ни удивительно, для кипрских коммунистов! Обычно бывало так: приезжаю я в какую-нибудь горную деревню — меня везде пускают, приглашают, угощают, а местных коммунистов — нет. И я в какой-то момент в одной деревне говорю: «Ребята, да вы что, и вы киприоты, и они киприоты, пусть у вас разные убеждения, но зачем обижать друг друга?» И начали коммунистов тоже везде пускать. Забавно то, что и коммунисты поначалу косились на меня: что это, мол, он якшается с церковниками! А потом и сами стали это делать. И, кстати, спустя много лет нам в России очень пригодились эти связи с киприотами. Когда мой друг, ныне покойный В.А. Коловняков, а также бизнесмен из Архангельска А.А. Дьячков решили с благословления епископа Архангельского и Холмогорского Тихона (а затем епископа Даниила) восстановить храм в честь Святой Троицы в глубинке Архангельской области, я помог им в переговорах о получении с Кипра частицы мощей святого Лазаря, в честь которого освятили храм.

— На ваш взгляд, были ли у русских, живущих за границей, особенности и отличия от советских людей? Или вы не чувствовали этого разделения, и принадлежность к русской нации объединяет разных ее представителей?
— Жившие за границей русские, конечно, от нас, советских людей, отличались. Даже язык у многих из них был старообрядный. Но те, кто по мере развития нормальных контактов стали бывать в Советском Союзе, воспринимать советскую культуру через театр, кино, музеи, телевидение, начали говорить на привычном нам языке. Хотя там была группа, я бы сказал, белогвардейская, члены которой нас не терпели, но даже у них постепенно менялось отношение к нам.

— Юрий Евгеньевич, не удивительно, что за такие заслуги вам был вручен Орден преподобного Сергия Радонежского II степени…
— Надо сказать, что контакты с Русской Православной Церковью на протяжении долгих лет поддерживает и Дипломатическая академия МИД РФ, ректором которой я был с 2000 по 2006 год, а сейчас являюсь советником ректора. В прежние годы, когда нынешний патриарх Кирилл был еще митрополитом и возглавлял ОВЦС, я постоянно направлял ему литературу, которая у нас издавалась. Мы также провели конференцию «Дипломатия и религия», на которой выступал митрополит Кирилл, передавший от тогдашнего патриарха Алексия послание в адрес конференции. Видимо, они знали о моих взглядах на взаимоотношения между Церковью и государством, прекрасно понимали мою философию, поэтому и решили вручить мне орден. Хотя, признаюсь, для меня это было очень неожиданно.

— Но вы не только осуществляете коммуникации между представителями Церкви и государства, но и напрямую участвуете в восстановлении православных храмов и монастырей в России?
— Да, можно сказать, что с нашей подачи и при участии студентов МГИМО и ДА МИД РФ был поднят из руин Посольский монастырь на Байкале — святыня с уникальной историей. В начале1648 года монгольский хан Цысан, подданные которого кочевали на территориях северной Монголии и Забайкалья, отправил в Москву посольство — просить русского царя принять хана и его народ в подданство России. Ответное посольство, возглавляемое тобольским боярином Ерофеем Заболоцким, было отправлено в Монголию с согласием русского царя о принятии в подданство. Переплыв через Байкал, Ерофей Заболоцкий и монгольский посол Седик со своими спутниками, остановившись в заливе Прорва и отправив в ставку к хану казаков за подводами, стали ждать их возвращения. 7 октября 1650 года Ерофей Заболоцкий, его сын и сопровождавшие их казаки отошли от берега на сотню метров, развели огонь и присели погреться. Неожиданно налетело около ста разбойников, и российские посланники, не успевшие схватиться за оружие, были убиты. Казаки с корабля начали отстреливаться из огнестрельного оружия и отогнали грабителей. Тела убитых были погребены на холме, причем отец и сын Заболоцкие — в одной могиле. Так погибли члены первого российского посольства в Монголию, пришедшие в эти земли для установления взаимоотношений между русским и монгольским народами. Но их гибель явилась причиной возникновения здесь позднее Посольского монастыря и села, а главное — значительно ускорила процесс освоения Россией Забайкалья. И хотя Посольский монастырь был разрушен в советские годы, как и многие православные храмы и обители в нашей стране, но в настоящее время в нем возрождается монашеская жизнь и растет число насельников. Очень важно, что его возрождение вернет жителям нашей страны знание собственной истории.

— А с малой родиной у вас сохранились какие-то связи?
— Конечно, иначе и быть не могло. И хотя сам я детство и отрочество провел в Горьком, но не забывал и родное село Слободское Кстовского района. В настоящее время там восстанавливается храм в честь Казанской иконы Божией Матери, и я поддерживаю усилия своих земляков в этом деле. В храме пока не идут богослужения, но день их начала не за горами. 15 июня 2011 года были освящены кресты и купола храма. А 21 июля, в день празднования престольного праздника, Казанская церковь отметила свое 200-летие.

Беседовала Светлана Высоцкая