11 декабря — 90 лет со дня рождения Александра Солженицына.
Но этот юбилей, к сожалению, российская общественность отмечает без виновника торжества. Он ушел из жизни 4 августа и был похоронен на кладбище Донского монастыря.
Не многие русские писатели или крупные общественные деятели дожили до таких лет, и уж тем более единицы прожили со своей страной, со своим народом такой длинный жестокий век, оказавшись перемолотыми в жерновах кровавых войн, репрессий, изгнания. О тех, кто любил Россию самозабвенно и смыслом жизни считал постижение тайны ее величия и ее падения, Бог имеет особый промысел: некоторым из них он даровал счастье вернуться и упокоиться в родной земле. Так архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий (Кривошеин), до конца жизни остававшийся апатридом, человеком без гражданства, потому что никакого кроме русского не хотел иметь, свою последнюю литургию отслужил в Преображенском соборе Санкт-Петербурга, где когда-то был крещен. Сын министра Александра Кривошеина из правительства Столыпина, он прожил большую часть жизни на Афоне и в Европе, но отошел к Богу в 85-летнем возрасте в родном городе, где и был похоронен на Серафимовском кладбище.
Александр Солженицын, прожив в Америке более 20 лет и став, казалось бы, человеком мира, в том числе будучи переведенным на десятки языков, остался русским до последнего своего дыхания, может быть более русским, чем некоторые его соотечественники, утратившие связь с духовными корнями. Вернувшись на Родину в переломный момент ее истории, в момент прощания с коммунистическими призраками, он оказался свидетелем нового опрокидывания ее в пропасть боровшимися за передел власти коммунистическими князьками и, по всей видимости, расстался с последними иллюзиями по поводу ее воскресения. Но в последние несколько лет его — и нашей общей — жизни свет этого воскресения все-таки забрезжил, и думается, что один из гениев России, переселяясь в вечные обители, покинул ее с легкой душой.
Накануне юбилея Александра Солженицына мы связались по электронной почте с сыном писателя Игнатом, живущим в Филадельфии, и, насколько позволяет формат виртуального общения, задали ему несколько вопросов.
— Игнат, если можно, расскажите немного о последних днях Александра Исаевича. Чувствовал ли он наступление конца?
— Меня не было рядом в те дни. Может быть, когда-нибудь моя мать захочет об этом рассказать вслух.
— Каким Александр Исаевич был отцом, и что из его уроков с годами обрело для вас вес и значение?
— Он был мудрым отцом, всегда помогал взглянуть на жизнь крупным планом. С каждым годом его уроки всплывают все яснее, становятся все более нужными. Это происходит от приложения их к собственному опыту жизни, который вносит какие-то поправки, но и куда более осмысленное понимание самого себя. Из самых проницательных его наставлений — о решающей роли характера в линии нашей жизни.
— Детьми кого вы, трое сыновей Солженицына, ощущали себя в первую очередь — писателя, нобелевского лауреата, философа, пророка, или диссидента?
— Детьми писателя, конечно.
— Кем вы чувствовали себя в Америке — русскими в изгнании, интернационалистами, может быть культуртрегерами?
— Именно русскими в изгнании, ведь так и было.
— Когда ваша семья в 90-е годы вернулась в Россию, вы, дети, поддержали родителей в патриотическом порыве или, может быть, отнеслись к нему скептически?
— Я не помню ни у кого из нас, уж особенно у родителей, никакого порыва. Ведь на возврат нашей семьи в Россию мы надеялись в течение долгих лет изгнания, так что когда это стало возможно — возврат был совершенно логичным и естественным событием. Тем не менее, а скорее тем более, возвращение было сопряжено для всех нас, как мне кажется, с большими внутренними переживаниями.
— Ваше восприятие России строится на собственном опыте или на это во многом влияет опыт родителей либо прочитанные книги об исторической Родине?
— Всё влияет. Но, конечно, самые устойчивые настроения складываются из личного опыта.
— Важно ли для вас, как относятся к творчеству Александра Исаевича сегодня и насколько оно популярно?
— Я мало ценю популярность как таковую. Однако, как читатель и почитатель Солженицына, считаю, что безустанно растущее влияние его книг и мысли — дело далеко не безразличное для нынешнего и будущего России.
— Было ли важно для него самого, читает ли его молодежь? Разделял ли он своих читателей по возрасту, социальному положению?
— Мне помнится, что он всегда относился с уважением и даже с благодарностью к любым добросовестным своим читателям.
— Чем, на ваш взгляд, православие в Америке отличается от российского, и можем ли мы чему-то научиться у православных американцев?
— Трудно сравнивать, так как в Америке православие — лишь крупица в общественном море, в России же оно из главных основ национального самосознания. Все же нельзя не отметить двух различий, о которых, может быть, и стоит задуматься: в американской Церкви считается крайне важным, чтобы миряне могли каждый раз заново вникать собственно в слова, в смысл, даже обыденной вечерни, литургии. Поэтому служители читают, пожалуй, громче, медленней, внятнее, чем принято в России. При надобности используются микрофоны. Ориентир на то, чтобы помогать молящимся. Во-вторых, там редко налицо та суровая строгость ритуала, которая здесь иногда пугает или даже отталкивает людей нецерковных, но робко надеющихся приобщиться к церковной жизни.
— Важно ли русским людям сохранять собственную идентичность в чужой стране и благодаря чему в первую очередь она сохраняется?
— Важно ли — на это каждая семья, каждый человек должен отвечать сам. Это вопрос в первую очередь мысленного и душевного устремления, а проще сказать — любви.
— Были ли в вашей семье особо чтимые православные святые или иконы, а также устоявшиеся церковные традиции?
— Отец особенно чтил Преподобного Сергия Радонежского, защитника земли Русской, а также Пантелеимона Целителя. (Младенцем он был крещен в Пантелеимоновской церкви в Кисловодске.) Ясно помню, как мы вместе молились этим удивительным святым. Все детство ежевоскресно мы бывали на службах, прислуживали в алтаре, Пасху и Рождество праздновали как главные праздники года.
Беседовала Светлана ВЫСОЦКАЯ