Их домик и домом-то назвать было нельзя. Вроде баньки… Келья — так говорили жители села Страхова Пуза близ Дивеева об этой избушке, к которой каждый подходил с душевным трепетом. Здесь жили четыре женщины. Их считали святыми. Хозяйкой была Дунюшка — добрая, прозорливая, целительница. Не ходила — лежачая была. Другие три за ней ухаживали. В девятнадцатом году их расстреляли. А ныне святые мученицы Евдокия (Шейкова), Дария (Тимагина), Дария (Улыбина) и Мария входят в сонм Дивеевских святых. Их еще называют Пузовскими мученицами.
К Дунюшке
Страхова Пуза к началу XX века была селом огромным. В приходе Успенского храма до 1918 года числилось более двух тысяч человек, целых два крестьянских общества. По преданию, где-то в 1880-х годах здесь, в крестьянской семье, родилась Евдокия Шейкова. Росла она ребенком слабым и болезненным. К тому же рано осталась сиротой, жила у родственников. И неудивительно, что часто обращалась к Богу за помощью. Сил выстоять всю службу у нее не было, вот и опускалась на колени — и так молилась всю литургию или всенощную. Ходила она с палочкой и все вокруг этой палочкой крестила.
Когда Дуня слегла, родные сделали в доме ее родителей лежанку из досок, постелили портянки, под голову зипун — на этой «постели» мученица Евдокия пролежала долгие годы. За нею взялись ухаживать богобоязненные женщины — хожалки, как их называли.
Дуня и ее хожалки почти все время проводили в молитве. Утреннее правило — с пяти утра и до обеда. С восьми вечера до полуночи опять творили келейную молитву. Мученица Евдокия с помощницами умерщвляли свою плоть ради Небесного Царствия. В бане расслабленная не мылась, одежду менять не позволяла, пока рубашка совсем не истлеет. Перед большими праздниками хожалки иногда мыли Евдокию холодной водой.
Жили подвижницы тихо и мирно, всем помогали. А шли к Дунюшке со всякой нуждой — и за советом, и в болезни. Духовным отцом Евдокии Шейковой был саровский старец иеромонах Анатолий. Это он благословил однажды ухаживать за Дунюшкой крестьянскую девушку Дарью Тимагину, а она да Дарья Улыбина и Мария (фамилия ее неизвестна) приняли вместе с блаженной Дуней мученическую кончину.
Расправа
Это случилось в 1919-м. В Ардатовском уезде, к которому относилось село, появился летучий отряд ЧК по борьбе с дезертирством. Нежелающие служить в Красной армии нашлись и в Страховой Пузе. Арестовать их не удалось, но кара постигла крестьянские общины, якобы укрывавшие дезертиров. На жителей села была наложена контрибуция в 171 300 рублей. Собрать эти деньги предлагалось в течение нескольких часов, иначе обещали «применить самые суровые меры».
Чекисты, около ста человек, прибыли в Пузу 16 августа. Расположились на постой в крестьянских избах, где вели себя, мягко говоря, бесцеремонно. В селе начались обыски, и ведь было так в это кровавое время, что сосед доносил на соседа, припоминались давние ссоры и обиды. Обыски эти старожилам потом страшно было вспоминать: побои, унижения, запугивания. Пришли с обыском и к Дуне. Дверь заперли изнутри. Еще одна хожалка по имени Поля видела через окно, как красноармеец бросил в лицо лежавшей неподвижно худенькой женщине просфоры и елей, как разбросал иконы в красном углу. Потом сбросил Дуню с лежанки и стал ее избивать. Подключились другие. Ногами, плетьми…
Расстреляли женщин через два дня. Дуниных хожалок чекисты готовы были отпустить, но те не оставили свою наставницу. Дарья, Дарья и Мария вышли из избы и помолились на Успенский храм. Истерзанную Дуню солдаты буквально выбросили с крыльца. Одна из хожалок взяла ее на руки.
Пока мучениц везли на кладбище, солдаты били их плетьми. Нашлись люди, пытавшиеся заступиться за женщин. Стали избивать и их. На что Дуня сказала: «Смотри, как с них грехи сыплются. Как в бане листья с веника».
На кладбище уже была вырыта общая могила. Но, удивительно, красноармейцы вдруг отказались приводить приговор в исполнение: рука, мол, не поднимается. Отказался даже солдат-мусульманин. Но нашлись четверо русских, наверняка когда-то крещеных, прозвучали залпы. Марию, раненую, закололи штыком. Хоронить мучениц было велено местным жителям.
Вспомнили тогда, как Дуня говорила, услышав погребальный колокольный звон от Успенской церкви: «Какие люди счастливые! Помрут — звонят, а меня как скотину в яму свалят».
Говорят, кто-то видит лужи, кто-то звезды в них. Так и к Дунюшке и ее хожалкам относились в селе по-разному. Одни любили. Другие… Кто-то же посоветовал чекистам поискать дезертиров у Дуни. Но когда избивали, расстреливали, потом добивали штыками Евдокию, Дарью, Дарью и Марию, вряд ли кто мог остаться равнодушным. Тем более что вдруг ниоткуда, рассказывают, появились белые ангельские крылья и стали прикрывать мучениц от ударов.
Известно, что крестьянин Иван Анисимов, до того слывший неверующим, увидев это, произнес: «Теперь бы я и последнюю корову отдал, лишь бы их не убивали». А эти крылья, белые ангельские крылья, появившиеся на месте жестокой расправы, видели многие.
Сейчас в честь Евдокии (Шейковой) и ее верных помощниц часто звучат колокольные звоны. В возрожденном храме Успения Пресвятой Богородицы, где пребывают их святые мощи.
Родня
Село теперь зовется Суворовым. Даже памятник великому полководцу на взгорке возле церкви стоит. Воздвиг его когда-то около развалин председатель местного колхоза. Очень уж он Александра Васильевича уважал. И название колхозу тоже дал. В селе Суворове, на своей малой родине, до сих пор живет Владимир Александрович Скузоваткин, отец иерея Сергия Скузоваткина, старшего клирика храма Всех Святых города Сарова.
— Одна из хожалок святой мученицы Евдокии, Дарья Тимагина, была родной тетей моего прадеда, — рассказывает отец Сергий. — Детство мое прошло в Сарове, там довольно долго жили родители. О том, что наша родственница — святая, я, конечно, ничего не знал. В советское время нельзя было об этом говорить, тем более родители не хотели, чтобы их сын был священником (а я об этом мечтал чуть ли не с двух лет и к религии проявлял всяческий интерес).
Хотя, в общем-то, было известно, что в Суворове есть могила четырех святых женщин, которых расстреляли. Говорили: « Могила Дунюшки и служек». Одна такая служка — это как раз Дарья Тимагина. Дарья Большая, как ее называли (она была крупная женщина). Мой отец вспоминает рассказы родственников о Дарье. Она в своей семье тоже была как блаженная. Очень верующая и желавшая послужить Христу.
Сначала ее критиковали, что не хотела замуж идти. Ведь что до революции, что после люди понимали — одно дело молиться Богу, просить о благополучии каком-то, но чтобы посвятить этому жизнь… О-о, это уже другой вопрос. Со временем родные Дарьи все-таки смирились. И потом уже через нее обращались к Дунюшке. А она была прозорливая и лечила, говорят, от головной боли. Как-то вот по ее молитвам Господь посылал исцеление. Обращались к ней и за советом, и за благословением.
Мой прадед Степан, когда пришел с войны, с Первой мировой, задумал жениться. Но сомневался. Ведь уже в годах был: служили-то тогда подолгу. И обратился к Дунюшке — узнать, жениться ли ему и куда идти свататься. Та ответила: «Иди к Гавлачкиным. У них девок много». Так он женился на моей прабабушке Наталье. Мой отец лет до двенадцати тоже был очень верующим. Даже посмеивались над ним. А потом стал как все советские подростки.
Когда Дунюшку прославили, я уже учился в семинарии, и отец мне тогда сказал: «Знаешь, это наша родственница — Дарья Тимагина. А твоя прабабушка ходила провожать их на казнь и получила нагайкой от красноармейцев». Она держала тогда на руках будущую мою бабушку.
Сохранилась в семье Скузоваткиных и еще одна история. Та самая прабабушка Наталья испекла большую ватрушку и несла ее Дунюшке (а было голодно). Дунюшка же, пока та была еще в дороге, сказала Дарье Большой: «Нам там несут. Не бери у нее ватрушку. У самих в избе дети голодают, отломи немного — и все». Дарья про Дунино повеление Наталье рассказала.
Еще говорили в семье, что Дунюшка бранила Дарью Большую за постоянную сонливость. Есть такое выражение — «спит на ходу», так вот это про нее. Видимо, сильно очень уставала Дарьюшка. И, несмотря на это, хожалка не оставляла Дуню. Потом пошла вместе с нею на смерть. Не понять этого человеку без любви, без веры…
Живая память
Едут сюда со всей страны. Направляясь в Четвертый удел Богородицы, многие паломнические группы заезжают в Суворово к Пузовским мученицам. Ольга Сердюкова и Ирина Замятина приехали из Ростова-на-Дону.
— Мы рады, что здесь оказались, — говорят женщины. — Просто поразила история их жизни и смерти. Надо же, ангелы белыми крылами закрывали их, когда их били!
Дмитрий Шарнин — москвич, уроженец Сарова. Он тоже оказался в Суворове с паломнической группой. Про Пузовских мучениц Дмитрий знал всегда, даже в советское время. Потом присутствовал при обретении мощей.
— Знаю о нескольких случаях исцеления от них, — рассказывает Дмитрий. — Даже у нас в Москве (мы ходим в храм Илии Пророка на втором Обыденском переулке) есть большая икона Пузовских мучениц, очень много людей приходит приложиться.
А вот Наталья Цыганова родилась и выросла здесь, в Суворове. Ее бабушка жила около храма.
— Я с самого детства знала, что у нас в селе были мученицы, — рассказывает Наталья. Она только что приложила к иконе святых Евдокии, Дарии, Дарии и Марии маленького сынишку. — Да все у нас об этом знали. Даже когда религия не одобрялась, на могилку ходили — и исцелялись. Она всегда украшена была. А бабушка моя — она была маленькая, когда их расстреливали, так она ходила смотреть. Жителей же тогда пригнали и не отпускали. Но девочка не выдержала — очень страшно было — и ее увели. Мы всегда с бабушкой ходили на стойло: она корову держала. Так вот дорога туда шла мимо кладбища. И все жители, кто мимо шел, оставляли на могилке конфеты, печенье какое-нибудь, молились как могли. Это в советское время. Сейчас-то уж все ходим в храм, к мощам прикладываемся. Население у нас верующее.
— Очень многие сельские жители и с округи ходят в храм. И в местной школе детям рассказывают о новомученицах, — объясняет настоятель Успенского храма в Суворове протоиерей Александр Наумов. Он служит в Суворове уже девять лет. Скурпулезно фиксирует рассказы старожилов и случаи чудесных исцелений, происходящих от мощей. Когда-то он приехал из Адыгеи в Дивеево — попросить помощи у батюшки Серафима, в результате стал священником, и Господь привел его в Суворово, в Успенский храм.
— Более того, — продолжает батюшка, — у нас процентов тридцать сельчан — это приезжие люди. Они приехали сюда только ради святых мучениц. Представьте, если наши школьники на тридцать процентов из семей, специально приехавших к святым мученицам, другая часть — родственники, пусть дальние (в селах же раньше было много родни), — понимаете, какое к ним здесь отношение! И людская молва разносится все дальше.
Отец Александр показывает крест, принадлежавший Дунюшке. В храме хранится и Евангелие Пузовских святых. Эти вещи успели спасти местные жители перед тем, как келью новомучениц буквально по бревнам раскатали — и то ли сбросили в пруд, то ли пустили на дрова. Чтобы стереть всякую память об этих женщинах. А она живет…
Помнят люди Евдокию, Дарию, Дарию и Марию. И белые крылья, закрывавшие их, помнят. Теперь они, эти святые женщины, там, на Небесах, для нас защита и предстательство. Для всех, кто усердно просит Дунюшку и ее верных помощниц о защите и помощи, кто со слезами припадает к мощам. Все мы под их покровом как под крылом ангельским.
Надежда Муравьева
Опубликовано в № 13 (73) газеты «Ведомости Нижегородской митрополии» за июнь 2015 года (с. 10-11) в рамках проекта конкурса «Православная инициатива – 2015».
Благодарим за помощь в подготовке материала председателя Нижегородской епархиальной комиссии по канонизации святых архимандрита Тихона (Затёкина) и церковного историка Ольгу Дёгтеву.
При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.